Холодная гавань
Шрифт:
В дверях появился маршал Роммель. Прим следовал за ним, и Земке, извинившись, направился к ним.
Подошел молодой лейтенант, который прошлым вечером показал себя отличным танцором, и попросил у нее следующий вальс. Он был очень галантен и предложил ей принести шампанского, когда музыка стихла.
Она стояла у колонны, ожидая Гортензию, и вдруг услышала сзади себя голос Прима:
— Я думал, что красивее быть невозможно, но вы сегодня необыкновенно хороши.
— Благодарю вас, — ответила она и почувствовала, что ей действительно приятно.
Оркестр заиграл вальс, он молча взял ее под
Именно этот момент Гортензия выбрала для своего появления. Ее лицо казалось высеченным из белого мрамора, красивые красновато-золотистые волосы были уложены в высокую прическу. Шлейф ее бального бархатного платья цвета темно-синей ночи скользил по полу, выгодно оттеняя пышные волосы и влажно блестевшие глаза. Голоса постепенно смолкли, присутствующие поворачивались, чтобы взглянуть на нее, а Земке торопился через всю галерею, чтобы встретить ее и поцеловать руку. Он проводил Гортензию в дальний конец зала, где стояли стулья в стиле Людовика Четырнадцатого.
Женевьева взглянула на часы. Было как раз без пяти восемь, и, когда оркестр заиграл вновь, она пробралась сквозь толпу, открыла дверь в музыкальный зал и проскользнула туда. Она хотела побыстрее попасть в прихожую, но внезапно заметила Роммеля, который сидел на стуле у фортепиано и курил сигару.
— А, это вы, мадемуазель. Он встал. — Что, уже надоело?
— У меня немного болит голова, — ответила она с бьющимся сердцем и совершенно непроизвольно пробежала пальцами по клавишам.
— О, вы играете, как приятно, — сказал Роммель.
— Немного. — Она села (это было вполне естественно) и заиграла "Лунную сонату". Она вдруг вспомнила Крэйга и тот вечер в Холодной гавани. Роммель откинулся на спинку стула; он явно наслаждался музыкой.
Женевьеву спасла сама судьба: внезапно открылась дверь и появился Макс Прим.
— О, вот вы где, господин маршал. Вас опять к телефону. Теперь из Парижа.
— Видите, ма-амзель? Они не оставят меня в покое. — Роммель очаровательно улыбнулся. — Может быть, продолжим позже?
— Конечно, — согласилась Женевьева.
Он вышел. Прим мельком улыбнулся ей и последовал за маршалом. Она поспешила через другую дверь, вышла в прихожую и быстро поднялась по главной лестнице.
Когда она вошла в спальню, Шанталь уже ждала ее. На кровати лежали черный свитер и пара темных брюк.
— Вы опоздали, — рявкнула она. — Уже десять минут девятого!
— Не беспокойтесь. Быстро помогите мне снять платье. — Шанталь расстегнула молнию, и белое чудо соскользнуло на пол. Женевьева быстро влезла в брюки и натянула через голову свитер. Серебряный, украшенный ониксом, портсигар скользнул в один карман вместе с ключом, фонарик — в другой. Она повернулась: — Теперь вперед!
Шанталь крепко поцеловала ее в щеку.
— Действуй и возвращайся невредимой, Женевьева Треванс.
Женевьева удивленно уставилась на нее:
— Когда вы
— Вы с графиней думаете, что я дура? Глупая старая Шанталь? Я меняла вам пеленки, когда вам не было и года, моя девочка. Думаешь, я не знаю, в чем разница между вами теперь?
Но сейчас им было не до объяснений. Женевьева улыбнулась и проскользнула между занавесками в темноту, на балкон. Было очень тихо, музыка раздавалась где-то вдалеке. Ей снова было двенадцать лет, и она сбегала ночью с Анн-Мари, чтобы путешествовать в темноте, потому что ей хватало на это решимости. Она перелезла через балконную ограду, твердо встала на кирпичную кладку и быстро спустилась вниз.
Когда она заглянула за угол, на террасе было тихо и пусто. Пятнадцать минут девятого. Она двинулась к третьему сводчатому окну, взялась за створки и толкнула их. Как всегда, окно открылось не сразу.
Библиотека утопала в темноте, но звуки музыки слышались здесь немного громче. Женевьева включила свой фонарик и отыскала на стене портрет Елизаветы, одиннадцатой графини де Вуанкур. Она смотрела сверху на Женевьеву, удивительно напоминая Гортензию. Женевьева сдвинула портрет вверх на шарнирах, под ним открылся сейф. Ключ мягко повернулся в замке, и дверца отошла в сторону.
Сейф, как она и ожидала, был забит бумагами. Она запаниковала, сердце готово было выскочить из груди, но вдруг она увидела кожаный дипломат с единственной надписью «Роммель», вытисненной на крышке золотыми буквами. Женевьева дрожащими руками быстро открыла его. В нем была только одна папка; раскрыв ее, она нашла то, что искала: фотографии карт расположения орудий и оборонительных прибрежных укреплений. Поставив дипломат на место, она положила папку на стол Прима и включила настольную лампу. Потом достала портсигар. И вдруг совершенно отчетливо услышала голос Прима за дверью. Никогда в жизни она не действовала так быстро. Женевьева закрыла дверцу сейфа и, хотя запереть его уже не было времени, вернула портрет на место. Потом выключила лампу, забрала фонарик и папку. Она была уже между занавесками, когда в замке начал поворачиваться ключ, и успела закрыть окно как раз в тот момент, когда дверь открылась и зажегся свет. Женевьева заглянула в щель между занавесками и увидела, как Прим вошел в комнату.
Она постояла в темноте на террасе, размышляя о случившемся, но выбора у нее не было. Она скользнула за угол и полезла обратно вверх, на свой балкон.
Шанталь задернула за ней шторы.
— Что случилось? — спросила она встревоженно. — Что случилось?
— Пришел Прим. Чуть не поймал меня. Я не смогла сфотографировать документы и займусь этим сейчас. — Она положила папку на туалетный столик и принесла торшер, чтобы было больше света.
— А что же ты будешь делать с ними потом?
— Спущусь туда снова. Надеюсь, Прим ушел на галерею, и я смогу все вернуть на место, пока пропажу не обнаружили.
— А Эрих?
— Нам остается только уповать на обаяние Маризы. — Она взяла портсигар, раскрыла папку и начала снимать, как учил ее Крэйг Осборн. Шанталь переворачивала страницы. Двадцать снимков, сказал он ей, но листов в папке оказалось больше. Их тоже нужно было снять. Когда она закончила, в дверь постучали. Женщины замерли. Шанталь прошептала:
— Я заперла дверь.