Холодная гавань

Хиггинс Джек

— Почему я должна верить вам? Как вы узнали обо всем?

— Англичане используют двойных агентов, мы тоже. Это игра, в которую играют обе стороны. Как я сказал вам раньше, когда еврейское подполье сообщило Бауму о смерти дочери, он пошел к Мунро. Чтобы не скомпрометировать его в наших глазах, они решили не арестовывать его связную, миссис Фицджеральд. Ей тоже предоставили выбор: либо стать двойным агентом, либо сесть в Тауэр. Естественно, она выбрала первое или, вернее, сделала вид, что выбрала.

— Сделала вид?..

— Миссис

Фицджеральд — южноафриканка голландского происхождения и не любит англичан. Ее покойный муж был ирландцем. Он не любил их еще больше и служил в ИРА в 1921 году с Мишелем Коллинзом. Она сделала то, чего хотел от нее Мунро, это так, но бригадир не знал, что у нее есть контакты с ИРА в Лондоне, а они более чем симпатизируют нам. Через них она предупредила нас о ненадежности Баума несколько месяцев назад, поэтому мы знали, что он теперь работает на другую сторону. Он сообщает нам только то, что хочет Мунро, а это означает в даЕ2ом случае, что они хотели, чтобы мы узнали о вас. Всю информацию, которую он нам не передал, миссис Фицджеральд передавала нам через наших друзей в ИРА.

— Что за чушь! — воскликнула Женевьева, но, к ужасу своему, поняла, что он говорит правду.

— Какова была цель вашей засылки? Совещание маршала Роммеля? Планы Атлантического вала? — Он покачал головой: — Вряд ли. Они послали вас сюда, чтобы вас предал Баум, которому, по их мнению, мы до сих пор доверяем.

— Но зачем?!

— Райсшлингеры в этом мире могут обладать большим даром убеждения. Ваши люди надеялись, что вы сломаетесь. Хотели, чтобы вы сломались. Они что-то сказали вам, чтобы вы выдали это, что-то такое, о чем в данный момент вы даже не помните. Но на самом деле это имеет первостепенную важность.

Она вспомнила Крэйга Осборна на "Лили Марлен", снова почувствовала его сильную руку на своей и из последних сил пыталась не поверить Приму. Потом вспомнила Мунро в его кабинете в Холодной гавани, карту на столе, которую он так быстро убрал, позволив ей увидеть районы высадки в день "Д".

Прим очень внимательно наблюдал за ней и теперь улыбнулся:

— Я вижу, что вы вспомнили, верно?

Она кивнула, внезапно почувствовав сильную усталость:

— Да, вы хотели бы знать?

— А вы бы сказали мне?

— Я, скорее всего, не стала бы этого делать, просто на тот случай, если я ошибаюсь. Вы очень эффектно доказали мне, что на нашей стороне есть люди, такие же разложившиеся и нечестные, как вы сами, но я все-таки хочу увидеть нашу победу. Там, откуда я пришла, есть очень хорошие люди, и я не могу смириться с мыслью об СС в Сен-Мартине.

— Хорошо, — сказал Прим. — Именно этого я от вас и ожидал.

Она глубоко вздохнула:

— Что же теперь?

— Вы опять наденете вечернее платье и вернетесь на бал.

Женевьева почувствовала, что у нее начала кружиться голова.

— Вы это серьезно?

— О,

вполне. Маршал Роммель отбудет с эскортом через час. Он уедет в Париж ночью. Вы будете среди тех, кто, улыбаясь, пожелает ему счастливого пути. Вы перекинетесь с ним несколькими словами. В общем, обычная чепуха для фотографов. Он благополучно скроется в ночи, а вы, дорогая моя Женевьева, будете продолжать танцевать.

— Жизнь и душа вечеринки?

— Ну конечно. Вы можете, конечно, попытаться исчезнуть — хотя шансы на это у вас ничтожные, — но это будет означать, что вы оставляете графиню в наших руках, а это очень неприятно. Вы следите за моей мыслью?

— О да!

— Значит, между нами установилось полное доверие. — Он поцеловал ей руку. — Я немного влюбился в вас, мне кажется. Самую малость. Вы никогда не были ею, Женевьева. Только самой собою.

— Вы это переживете.

— Конечно. — Он задумался, положив руку на резную ручку двери. — Каждый преодолевает что угодно со временем. Вы это сами для себя откроете.

Он уже открывал дверь, и Женевьева не удержалась:

— Вы действительно думаете, что знали Анн-Мари, не так ли?

Он обернулся, слегка удивленный:

— Анн-Мари? Думаю, в той же мере, что и все остальные.

Ее гнев был теперь настолько велик, что она спросила:

— Говорит ли вам что-нибудь имя Большой Пьер? Он стал вдруг очень спокойным.

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Очень важный человек в Сопротивлении, не так ли? Уверена, вы дорого бы дали, чтобы заполучить его. Вас бы сильно удивило, если бы вы узнали, что моя сестра была связана с ним?

Он вдруг ужасно побледнел.

— Да, если быть совершенно откровенным, то удивило бы.

— Вы не смогли задержать убийцу генерала Дитриха. Знаете почему?

— Нет, но у меня такое впечатление, что вы мне сейчас объясните.

— Анн-Мари похитила его из-под носа вашей любимой СС, спрятав под задним сиденьем своего «роллс-ройса». — Женевьева жестоко улыбалась, наслаждаясь этим маленьким триумфом. — Так что, полковник Прим, как видите, она никогда не была совершенно такой, какой вы ее себе представляли.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, повернулся и вышел, мягко прикрыв за собой дверь. Она глубоко вздохнула, подбежала к двери в ванную и сказала:

— Оставайтесь здесь, пока я не уйду.

— Хорошо, — прошептала Шанталь.

Дождь стучал в окно, и она остановилась, слушая его. Вот так и обрушился мир, как сказал поэт. Никакого взрыва. Как сказал Прим, нужно помнить о Гортензии. Теперь — все, выхода нет, и точка. Впереди самое худшее. В конце концов, самая большая ирония ситуации состоит в том, что, если "снять перчатки", Макс Прим становится Крэйгом Осборном и Крэйг Осборн Максом Примом.

Да… Женевьева глубоко вздохнула и начала одеваться.