Холодная песня прилива
Шрифт:
— Понятия не имею, о чем речь, — заявил он. — А что? Ты ищешь вторую работу?
— Зачем вы это делаете? — спросила я уже не так громко.
Он переменился в лице:
— Ты знаешь зачем. Ты подстроила, чтобы меня выгнали из клуба. Унизили.
— Ничего я не подстраивала. — Я попыталась слегка приукрасить правду. — Управляющая сказала мне, что вы хотели приватный танец бесплатно. Такого никто не одобрит, сами понимаете. У них даром ничего не делается, и подобную просьбу они сочли наглостью, потому-то вас и выгнали.
— А за пределами клуба ты бы согласилась
— Разумеется, нет! — отрезала я.
— Почему же?
— Потому что ты засранец мелкий и к тому же мой босс, так что предложение в любом случае неуместно!
— Сука придурочная! — взвизгнул он. — Убирайся, на хрен, из моего кабинета!
Я наведалась в отдел кадров. Если босс взялся меня преследовать, я отвечу тем же: в эту игру могут играть двое. Я сидела в кабинете перед дамой из кадров и, задыхаясь, со слезами, жаловалась ей на граничившее с сексуальным домогательством поведение босса. Она выслушала с сочувствием мой рассказ о том, как мы встретились в ночном клубе, как он прицепился ко мне и что с тех пор продолжаются непристойные предложения. Я показала ей рекламный листок.
— Он сунул его в мой ящик, — сказала я.
— Откуда известно, что это сделал он?
— Я пошла к нему и спросила. Сначала он отрицал, а потом… потом сказал, что мне придется станцевать для него.
— Ясно.
Кадровичка велела написать заявление, включив в него все эпизоды, какие я смогу припомнить, все случаи, когда босс позволил себе жесты или слова, которые я считаю оскорбительными. Меня все еще трясло, я здорово переволновалась, и она, заметив это, предложила уйти пораньше, она, мол, это уладит.
У меня оставалось еще много работы, мне следовало бы вернуться к себе и заняться делами, тем более теперь, когда перед нами поставили новые грандиозные задачи, но при одной мысли о Данкерли мне так поплохело, что я послушалась даму из кадров и отправилась домой.
Вечера и выходных я ждала с нетерпением. Поскольку боссу-засранцу вход в клуб воспрещен, мне предстояло отлично провести время: потанцую, пообщаюсь со своими постоянными клиентами, разомнусь хорошенько и вдобавок денежек заработаю.
Я открыла глаза и тут же зажмурилась: свет был слишком ярким, а у меня все болело, от затылка до пяток.
Я не сразу поняла, где нахожусь, потом увидела, что лежу на полу. Кто-то что-то говорил мне, однако я не разбирала слов, как будто находилась под водой. Я слышала только собственное дыхание, стук сердца, ток крови в сосудах.
— Джен? Ох, слава богу!
— Мальк?
Он вышел из моего поля зрения, приговаривая:
— Где чертовы ножницы?
В ящике на кухне, хотела я ответить. Почему я не могу пошевелить руками? Затем память начала возвращаться: мужчины здесь, на лодке, в моей каюте…
Нахлынула волна ужаса, я забилась, и тут снова подоспел Малькольм:
— Тише-тише. У тебя руки связаны кабелем, а я ножниц никак, мать их, не найду, там все вверх дном.
— Были кусачки в трюме. В коробке с инструментами…
Но видимо, и в трюме тоже
Малькольм отыскал кусачки в кладовке под шпателем. Больно было ужасно, когда он подсунул кусачки под веревку, давя на ободранную проводом кожу. Щелчок — и пластиковый кабель разорван, а я воплю от боли: руки освободились, кровь вернулась в онемевшие кисти и пальцы. Сначала я не могла подняться. Лежала на полу каюты и плакала, рыдала навзрыд. Как я угодила в это безумие, из которого не выпутаться? Чем заслужила такую беду?
Малькольм уселся на полу, спиной к моей кровати, и пристально следил за мной.
— Полежи немного, — посоветовал он. — Готова будешь встать — цепляйся за мою руку.
Я уткнулась лицом в ковер и продолжала плакать. Руки болели ужасно.
— Господи, Мальк… Я до смерти перепугалась…
— Ты разглядела их? — спросил он.
Я покачала головой и попыталась отлепиться от пола. Малькольм наклонился, ухватил меня под мышки, подтянул и помог усесться на кровать.
— Было темно… О боже! Что они здесь натворили, Малькольм? «Месть» повреждена?
— Все не так уж страшно, — ответил он. — По-моему, они только разбросали вещи. Случись это у нас, ты бы вообще не заметила, что кто-то побывал. Попрошу-ка я их заглянуть: «Тетушка Джин» будет лучше выглядеть после такой приборки.
Я невольно улыбнулась.
— Хочешь, чтоб я позвонил копам? — Судя по голосу, у него подобное желание отсутствовало напрочь.
Я снова покачала головой:
— Нельзя.
— Хреново это, Джен, — заметил он.
— Что? Что я не звоню в полицию?
— Нет. Эти разборки. Наверное, все дело в том свертке, про который ты мне говорила. — Он покачал головой, провел рукой по волосам. — Они же в любой момент могут вернуться. Того гляди и за нас примутся. Если не получат от тебя, чего им надо, будут угрожать нам, и Джози…
— Остынь, Малькольм. Я даже не уверена, за этим ли они приходили.
— Да разумеется, блин, за этим, за чем же еще?! Куча бандитов обыскивает твою лодку, избивает тебя — и не за этим?
Я пожалела о том, что рассказала ему про тот сверток. Теперь он орал на меня, бегая взад-вперед по палубе.
— Послушай, — сказала я. — Ведь они ушли ни с чем?
— Почему ты решила, что они так и не отыскали сверток?
— Не знаю. Может, и отыскали. Но почему-то мне кажется, что нет.
— Хочешь, чтобы я проверил?
— Нет, не хочу! — Господи, он выводил меня из терпения, вечно во все лезет, рвется помочь. — Спасибо. Честное слово, я уже оклемалась. Чуть позже проверю. Сперва надо прийти в себя. Немножко в порядок себя привести. Зайди попозже.
— Ладно, если тебе так лучше. — Он слегка обиделся. Стоял, переминался с ноги на ногу, явно пока не собирался уходить. — Я зашел сказать, что мы похоронили Освальда, — пробурчал он. — Нашли тихий уголок в парке. Он приносил нам оттуда подарочки. Один раз даже крольчонка. Он был бы доволен, что мы выбрали для него такое местечко.