Холодная песня прилива
Шрифт:
Я заметила, что он уже слегка пьян, жирная лысина блестела в свете ламп, освещавших барную стойку. Мне бы развернуться и задать стрекача, но я устала и уже несколько часов предвкушала свой стаканчик вина.
— Дженевьева! — произнес он, изгибая руку дугой так, будто ожидал, что я нырну в его потную подмышку и прижмусь к нему.
— Ян, — ответила я, — по какому случаю?
Он хотел рассмеяться, но только фыркнул, от чего стал совсем уж похож на пьяного идиота.
— Подумал, стоит выпить с командой, — ответил он во
— Порекомендую идти домой, — сказала я.
Данкерли бросил на меня злобный взгляд. Да уж, я дала маху.
— Извини, — с трудом выдавила я улыбку. — День был трудный.
Я взяла стакан бургундского, отхлебнула глоток. Один стакан, приказала я себе. Один — и вон отсюда. Я попыталась отвлечься разговором с коллегами, но все таращились поверх моего плеча на Данкерли, словно опасались, как бы он не взорвался.
— Странно он себя ведет, — сказал Гэвин. — Как будто возбужден или что.
Я рассмеялась: Гэвин точно уловил суть. Никому из коллег я пока еще не рассказывала о «Баркли». И вряд ли кто-нибудь с ходу поверит мне, вздумай я рассказать.
За пару минут я прикончила стакан и попрощалась с Гэвином:
— Я пошла.
— Что? Нет, еще рано.
Я подмигнула ему:
— У меня свидание! Серьезное! — Ничем иным он бы не удовлетворился.
— Правда? С кем?
— Расскажу в понедельник, — посулила я в расчете, что за выходные потребляемое Гэвином спиртное отшибет у него воспоминания о нашем разговоре.
На том я поцеловала его в щеку и двинулась к двери.
Данкерли пошел за мной. Я этого не замечала, пока не спустилась в метро, и вдруг он напер на меня сзади в толпе, спешившей на Окружную линию. Час пик еще не закончился, я ушла из бара рано.
— Куда торопишься? — заговорил он мне прямо в ухо, обдавая винными парами и запахом кукурузных снеков с сыром.
— Домой, — ответила я. — Ты-то почему не в баре, Ян? Все удивятся, куда ты ушел.
Даже посреди людской толпы я чувствовала исходившую от него угрозу и вынуждена была разговаривать с ним любезно, хотя готова была столкнуть его на рельсы.
— Ты сегодня выступаешь? — спросил он, разом покончив с вопросом, узнал ли он меня.
— Нет, — солгала я.
— Жаль, — сказал он. — Я собирался снова попросить тебя насчет приватного танца.
Женщина, стоявшая рядом с нами на платформе, окинула нас быстрым взглядом и уткнулась в рекламу кофе на дальней стене.
— Тебя вряд ли впустят туда, Ян.
Голос его повысился на полтона:
— И кому я этим обязан? Сука наглая!
— Что ты сказал?
— Сказал, что ты наглая сука! — Последние два слова он выкрикнул во весь голос.
Люди на платформе то оглядывались, то делали вид, будто смотрят в другую сторону, однако вмешиваться, разумеется, никто не стал. Он мог полезть мне под юбку,
Нас обдало порывом ветра из туннеля. Я развернулась и пошла прочь, но он (я к этому была готова) поплелся за мной. Пришлось расталкивать пассажиров, пытавшихся влезть в набитую электричку.
— Куда пошла, бля! — орал он мне поверх людских голов.
Я не отвечала. Я решила вернуться домой на такси. Туда-то он за мной увязаться не сможет. Мне представилось, каково это будет, оказаться с ним в поезде, почувствовать, как в мою задницу упрется его жалкий набухший член.
«Лучше умереть, — твердила я про себя. — Лучше умереть».
Однако у выхода из метро ни одного такси не обнаружилось. Начинался дождь, и прохожие спешили мимо, не обращая внимания на засранца, который, стоя вплотную ко мне, орал что-то про суку самовлюбленную.
— Тебя давно пора проучить! — блеял он.
— Оставь меня в покое, — сказала я. — Правда, Ян, ступай-ка обратно в паб. Это уже ни в какие ворота не лезет.
Мои увещевания не помогли, скорее еще больше его обозлили.
— Слушай, — заявил он. — Ты подрабатываешь на стороне. Этого достаточно, чтобы тебя уволить. Я мог бы сообщить кому следует.
— Мог бы, мог бы. А как ты объяснишь, откуда тебе это стало известно?
Это озадачило его, но он сразу же оправился:
— Никаких объяснений не потребуется. Если спросят, скажу, что получил информацию.
— На основании слухов сотрудника уволить нельзя. И знаешь что? Мне по-любому наплевать. Расскажешь кому-нибудь, где я работаю, — жизни рад не будешь, ясно? Твоя жена знает, где ты провел вечер? Думаешь, она развеселится, узнав об этом?
Я здорово обозлилась и уже почти кричала, и вот тут люди начали оборачиваться. К счастью, как раз в этот момент показалось такси с горящим огоньком, и я замахала руками и даже выскочила на проезжую часть, чтобы вынудить его остановиться. Я запрыгнула на пассажирское сиденье и попросила водителя ехать быстрее, просто вперед, но, пожалуйста, побыстрее. Данкерли ухватился за ручку дверцы, но водитель нажал на газ, и ему пришлось разжать руку.
В такси я заплакала. Он напугал меня, этот подонок: окажись мы в безлюдном месте, на что бы он решился? Пустил бы в ход силу? Заломал бы меня?
— Ты как, лапонька? — посочувствовал таксист.
— Все нормально, — всхлипывала я. — Спасибо.
Он доставил меня домой. Пришлось отдать ему тридцать фунтов из моих сбережений. Денег у меня к тому времени было много, но то обстоятельство, что пришлось запустить руку в лодочный фонд, привело меня в ярость.
К тому же я понимала, что мне еще предстоит столкнуться с Данкерли. Лучше не станет, будет только хуже. Он сумеет отравить мне каждый рабочий день, и так до тех пор, пока я сама не уволюсь. Денег все еще не хватало. Требовалось заработать достаточно, чтобы уволиться, и поскорее.