Холодно в небесах
Шрифт:
– Что с тобой? – спросил Петр, обеспокоенный состоянием друга.
– Не знаю, – вяло ответил тот. – Уже неделю так. Прихожу домой и падаю от головокружения и слабости. Наверное, переутомился.
– Возможно, – согласился Петр. – У врача был?
– Нет, какое там, – отмахнулся Алекс. – Страховка кончилась, а следующая только через месяц. Потерплю.
– Почему у тебя страховка прервалась? – удивился Петр.
– Дети болели, пришлось мой резерв перевести на них. Думал, не понадобится. Кто ж знал…
– Обратись в наземный комитет за дотацией.
– Нет, не хочу. Ничего от них не хочу, – угрюмо произнес Алекс и закрыл глаза. – А ты чего пришел так поздно?
– Хотел рассказать тебе кое-что, но вижу, тебе не до этого. Спи, завтра поговорим. Тебе утром лучше будет?
– Надеюсь, – тихо ответил Алекс. – Обычно утром хорошо, вечером худо.
Петр направился к двери, но Алекс остановил его:
– И все-таки, чего приходил-то?
– Ерунда, завтра расскажу. Спи, поправляйся.
И Петр ушел, не решившись нагружать больную голову приятеля своими сомнениями. По дороге домой он все время думал, что такое может быть с Алексом, почему их разговор не состоялся и что ему принесет завтрашний день, в котором Зиги обещал найти его. Еще он вдруг вспомнил, что кто-то давно рассказывал о женах других декабристов, живших несколько столетий назад, которые ради своих мужей отказались от привычной беззаботной жизни и пошли вслед за ними в страшные рудники. Что такое «рудники», он не знал, но они представлялись ему адским местом, лишающим человека здоровья и жизни. И еще ему подумалось, что Надя, хотя и является женой декабриста, точно ни на какие лишения ради Алекса не пойдет.
Придя домой, он первым делом спросил свою жену Олю, пойдет ли она с ним в рудники. Оля сказала, что не знает, что это за место, но если ему очень надо, чтобы она пошла, то, конечно, пойдет.
Петр, успокоенный ее словами, заснул безмятежным сном, отпустив волнения этого дня…
Утром все деревья в городе оделись инеем. Маленький мальчик лет пяти, которого вела за руку няня, увидев его, сказал, что ветки похожи на оленьи рожки. «Что ты такое говоришь, Костя? Это всего лишь деревья», – удивилась няня странному замечанию мальчика и потянула его за собой, велев не глазеть по сторонам, а смотреть под ноги.
Жители энглов спешили на работу, не замечая красоты вокруг. Открывались кафе и пункты выдачи материального обеспечения, работники детских заведений забирали детей на время, пока их родители трудятся. Дети постарше отправлялись в центры образования, где им давали нехитрые знания, применимые в жизни и будущей профессии.
До праздника оставалось два дня, и это обстоятельство оживляло людей: им было о чем говорить. Мужчины говорили о том, что надо пользоваться моментом максимально, потому что потом наступят три месяца жесткого воздержания, когда придется принимать успокоительные средства, чтобы работать, не думая о желаниях. Женщины обсуждали, во что нарядятся к празднику и как будут сдерживать свои чувства во время представления артистов; дети – сколько зефирок и бисквитов смогут съесть в музобусах. Служба наземного управления готовилась усилить контроль на время проведения праздника и мобилизовывала полицейские отряды для патрулирования города.
Жизнь катилась по накатанной колее, никуда с нее не сворачивая.
В восемь утра, как только началось официально рабочее время, в дверь дома, в котором жила Нина Корн, позвонили. Нина, не привыкшая к визитам столь ранним, удивленно посмотрела на монитор камеры наружного наблюдения: на крыльце стоял незнакомый мужчина лет пятидесяти, с жидкими желтыми волосами, выбивающимися из-под зимней повязки, с синими, как некогда у ее сына, глазами. Нина испугалась и решила не открывать, но тут сработала система оповещения приближения
– Чем вызван ваш визит ко мне? – испуганным голосом спросила Нина. – Я всегда сдаю отчетность вовремя.
Кронс понял, что она приняла его за служащего из комитета по труду, и решил поддержать ее заблуждение:
– Не беспокойтесь, вы отлично работаете, Нина, у нас нет никаких нареканий в ваш адрес.
– Тогда зачем же вы пришли? – недоумевала хозяйка бедного дома.
– Наш комитет проводит розыгрыш значительной суммы денег на благоустройство жилищ для жителей вашего энгла. Мне необходимо осмотреть дом и описать его состояние. Если вам повезет и вы выиграете, ваш дом изменится до неузнаваемости. Конечно, если вы ничего не имеете против участия в конкурсе.
Нина стояла молча, не зная, что сказать. Сам факт того, что кто-то считает, что она может быть против чего-то, потряс ее. Она никогда раньше не думала, что можно быть против.
– Проходите… – Нина замолчала, не зная, как обратиться к сотруднику комитета, за которого принимала министра. – Разденьтесь, если хотите, в доме тепло.
Кронс поблагодарил за предложение и с удовольствием снял верхнюю одежду, радуясь тому, что предусмотрительно оделся в штатское, а не в мундир.
– Мне нужно работать, прошу меня извинить, – скромно проговорила Нина. – Можете сами осмотреть дом или вам нужна моя помощь?
– Нет, спасибо, я справлюсь сам, работайте спокойно, я быстро.
Кронс бегло осмотрел кухню, для пущей убедительности отсканировав пространство для трехмерной интерактивной модели, если таковая понадобится, потом прошел в гигиенический блок, вид которого поверг его в ужас. Выходя из него, министр решил во что бы то ни стало найти средства на реконструкцию жилища Нины, даже если придется отдать собственные, и отправить сюда ремонтную бригаду в ближайшие дни. Эта мысль приятно ласкала душу, и Кронс чувствовал себя почти героем. Следующим желанием министра было найти Филдинга и ткнуть его мордой в интерьер этого дома, а вместе с ним призвать к ответу и Амира, и всех остальных, ответственных за благополучие граждан. Впечатлившись увиденным и расчувствовавшись собственной решимостью исправить бедственное положение жителей дна, Кронс чуть было не забыл, зачем пришел сюда, но, продолжая осмотр и оказавшись в комнате Била, увидел книги на полке и сразу все понял. Он в подробностях вспомнил разговор с властителем, то, как он якобы случайно назвал номер этого дома. Целью разговора с ним были книги из комнаты Била Корна, и ничего более.
Кронс взял в руки томик наставлений римского философа Сенеки, изложенных в форме писем к некоему другу Луцилию. Редкая книга, очень редкая. Старая и истертая, похоже, любимая. Кронс увидел закладку, открыл в том месте, где она лежала, и прочитал:
«Письмо XCIII. …Заботиться нужно не о том, чтобы жить долго, а о том, чтобы прожить довольно. Будешь ли ты жить долго, зависит от рока, будешь ли вдосталь, – от твоей души. Полная жизнь всегда долгая, а полна она, если душа сама для себя становится благом и сама получает власть над собою. Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? Такой человек и не жил, а замешкался среди живых, и не поздно умер, а долго умирал…»