Холодные деньки
Шрифт:
Они также отличались особым отношением к обещаниям, сделкам и правилам. Или только к букве таковых.
— Как звучало ваше соглашение? — поинтересовался я, направляясь к водительской двери.
— Я получила квартиру. В смысле — она моя. Я — владелец. Они обслуживают её в течении пятидесяти лет, и пока я нахожусь в пределах их собственности, я считаюсь гражданином их нации, со всеми входящими правами и привилегиями.
Я присвистнул. Мы сели и захлопнули двери.
— И что они получили взамен?
— Их честь. А ещё, может, и разрешённую для них проблему с этой нашей бомбой.
— Адские колокола, — сказал я. — Гляжу я на тебя — и вижу, что ты стала
— Ты и смотрел на меня, — парировала Молли. — Весь день смотрел.
Я попытался сделать взгляд не слишком виноватым:
— Угум.
— Знаешь, — продолжала она, — я чувствую давление внутри тебя.
— Это крепко застёгнуто, — ответил я, когда мы тронулись. — Не волнуйся. Я не собираюсь позволить этому… я буду держать это подальше от тебя.
Молли сложила руки на коленях и уставилась на них. А потом тихо произнесла:
— Если это даровали тебе, предложили открыто — у тебя этого уже не отберут. Всё, что ты должен сделать — это принять этот дар.
Часть меня ощутила, как что-то разрывается у меня в груди — так больно было слышать надежду и неуверенность в голосе Кузнечика.
Но другая часть меня хотела завыть и наброситься на неё. Взять её. Прямо сейчас. Эта часть даже не хотела дожидаться остановки машины. И в обычной ситуации у меня не было бы никаких причин не поддаться этому порыву, ну, если не считать возможности попасть в аварию. Молли теперь была взрослой женщиной. И исключительно привлекательной. Я однажды видел её обнажённой, и она была действительно хороша. И она хотела этого… даже страстно желала. И я доверял ей. Я многому научил её за все эти годы, и кое-что из этого было очень интимным. Отношения между чародеем и ученицей едва ли были чем-то неслыханным среди чародеев. Некоторые даже поощряли это, потому что тёмная сторона секса могла нести в себе чертовски больше опасного, чем развлекательного. Они считали обучение физической близости чем-то столь же неразрывно связанным с магией, как и с самой жизнью.
И возможно, если смотреть на это с точки зрения чистого, незамутнённого разума, в их подходе и был какой-то резон.
Но иметь резон здесь было недостаточно. Я знал Молли, когда она ещё носила подростковый лифчик. Мы с ней как-то болтали в её домике на дереве, когда она пришла домой из школы. Она была дочерью человека, которого я уважал больше всех на свете, и женщины, которой я меньше всего на свете хотел перечить. Я считал, что люди, обладающие авторитетом и влиянием — особенно те, которые выполняли роль наставника и учителя — имели гигантского уровня обязанность поддерживать баланс в своём влиянии на менее опытных людей.
Но главным образом я не мог этого сделать потому, что она сохла по мне с четырнадцати лет. Она была влюблена в меня, или, по крайней мере, думала, что была… а я не отвечал взаимностью. Было бы несправедливо воспользоваться её чувствами. И я бы никогда, никогда не простил бы себе, если бы причинил ей боль.
— Всё в порядке, — её голос был не громче шёпота. — Правда.
Я едва ли мог что-то на это ответить. Поэтому я протянул руку и мягко сжал её ладонь. Через некоторое время я сказал:
— Молли, я не думаю, что это когда-либо произойдёт. Но если это всё же когда-нибудь случится, я чертовски уверен, что первый раз будет не таким. Ты заслуживаешь лучшего. И я тоже.
Затем я снова положил обе руки на руль и продолжил вести машину. Мне нужно было подобрать ещё кое-кого, прежде чем я устрою Красной Шляпе свою версию кризиса с заложниками.
Когда я припарковал Монстромобиль на улице
Я вышел из машины, захлопнул дверцу и прислонился к ней, всё ещё не глядя на дом. Мне этого не требовалось. Я видел его достаточно часто. Это был великолепный дом в колониальном стиле, в комплекте с ухоженными растениями, красивой зелёной лужайкой и белоснежным забором из штакетника.
Кузнечик выбралась из машины и обошла её, встав рядом со мной.
— Папа на работе. Песчаного краулера не видно, — заметила Молли, кивнув в сторону подъездной дорожки, где её мать всегда парковала свой минивэн. — Кажется, мама собиралась сегодня взять Джавов [11] в Ботанический сад на празднование Хэллоуина. Так что малышни не должно быть дома.
11
Джавы — одна из рас «Звёздных войн», разумные создания ростом приблизительно около метра, обитающие на суровой, жаркой планете Татуин. Здесь, само собой, шутливое прозвище самых младших братьев и сестёр.
Этим Молли хотела сказать мне, что сейчас мне не грозит столкнуться лицом к лицу с моей дочерью, и я могу перестать трусить.
— Просто иди и приведи его, — попросил я. — Я подожду здесь.
— Конечно, — ответила она.
Молли подошла к входной двери и постучала. Пару секунд спустя что-то огромное со стуком врезалось в дверь с другой стороны. Тяжёлая дверь подпрыгнула в раме. От удара с крыши над крыльцом посыпалась пыль. Молли напряглась и попятилась. Секундой позже последовал ещё удар, и ещё один, затем звук когтей, неистово скребущих по двери. И снова удары.
Я торопливо пересёк улицу и встал на лужайке рядом с Молли, лицом к входной двери.
Дверь дрогнула, затем частично отворилась, как если бы её кто-то толкал ногами, потому что руки заняты. Затем дверь распахнулась, и на крыльцо выскочило что-то серое, огромное и лохматое. Оно одним прыжком перемахнуло ступени крыльца, пронеслось по земле, перескочило маленький палисадник и ударило меня в грудь, словно таран.
Мой пёс, Мыш — это тибетская храмовая собака, собака-фу, имеющая сверхъестественную родословную, хотя внешне он мог бы сойти за исключительно крупного тибетского мастифа. Мыш может вступить в драку с демонами и чудовищами, глазом не моргнув, и он сразу засекает их, как радар. Он с лёгкостью сбил меня с ног, словно шар для боулинга первые кегли. Но, пусть он и суперпёс, он всё-таки собака. Опрокинув меня, он поставил передние лапы по обе стороны от моей головы и принялся покрывать слюнявыми щенячьими поцелуями мои лицо, шею и подбородок, издавая при этом счастливое повизгивание.
— Фу! — шутливо крикнул я, как делал всегда. — Моих губ коснулись собачьи губы! Дайте мне что-нибудь прополоскать рот! Принесите мне йод!
Я, улыбаясь, толкал его в грудь, наконец, сумел выбраться из-под него и встать.
Это ничуть не убавило энтузиазма Мыша. Он разразился таким громким радостным лаем, что автомобильная сигнализация сработала у всех машин в радиусе ста футов. Потом он пробежался вокруг, вернулся к моим ногам и снова залаял. Он повторял это снова и снова в течение примерно минуты, виляя хвостом так сильно, что по звуку казалось, будто вдалеке пролетает вертолёт.