Холодные деньки

Батчер Джим

Сработало.

Как только тварь заговорила, я понял, с кем имею дело, как будто мне в руки попал отпечаток самой его сути, квинтэссенция его «я».

На секунду, не больше того, я его понял, понял его поступки, желания, планы, а затем…

Затем всё это ускользнуло, знание испарилось так же, как и пришло, за исключением каким-то образом уцелевших обломков прозрения.

Я знал, что тварью, пытающейся пробраться ко мне в голову, был Идущий. Единственное, что мне было о них известно, так это то, что никому ничего о них неизвестно.

А также то, что они сулили неприятности.

Один из них пытался убить меня, когда мне было всего шестнадцать. Тот, Кто Идёт Следом практически преуспел в этом. Разве что… Теперь, когда это уже в прошлом, я не был уверен, что он действительно пытался меня убить. Скорее, просто огрызался. Не знаю зачем, но он пытался меня спровоцировать.

И эта тварь — Акулья Морда, что пыталась залезть ко мне в голову, была подобна тому Идущему, практически на одном уровне с ним. Она была огромна, могущественна и совершенно отличалась от всего, с чем я сталкивался раньше. Конечно, Акулья Морда всё равно не был ровней Мэб. Но он был ужасающе, невыносимо глубже, чем Королева Зимы, как если бы фотографию скульптуры сравнивали с самим оригиналом. В его распоряжении были силы за гранью всего мной виденного, к нему нельзя было применить никаких мерок, он просто находился за гранью понимания, за гранью всего.

Эта тварь представляла собой силу из Иномирья, а я был песчинкой, противопоставленной надвигающейся волне этой силы.

Но знаете что?

Песчинка, может, и являлась всем, что осталось от того, что некогда было горой, но что есть, то есть. Волна накатывает и исчезает. Пускай она яростно бьёт по песчинке, как бы то ни было. Пускай высокие горы ощущают весь ужас медленного и непрерывного приступа на них вод. Пускай долины содрогаются от безжалостно сковывающего их льда. Пускай материки бесследно исчезают под тёмной приливной волной.

Но что до этого песчинке?

Она как-то не впечатлена.

Пускай волна накатывает. Когда она отступит, песок никуда не денется.

Так что я смотрел на эту рожу в небе и смеялся. Смеялся презрительно и вызывающе над этой огромной вихрящейся силой, и я не просто чувствовал себя хорошо от этого смеха. Я чувствовал себя правильно.

— Давай же! — прокричал я. — Давай же, сожри меня! Посмотрим, достаточно ли у тебя большое брюхо, чтобы меня переварить!

Я поднял вверх посох, и по мере того, как я вливал в него силу, вырезанные на нём руны начали наливаться золотисто-белым огнём. Воздух стал ледяным от силы Зимы, а лезвия на моих доспехах покрылись инеем. Я крепко упёрся ногами в землю, и свет Огня Души начал исходить из трещин в земле вокруг. Я оскалился голодным небесам, вытянул средний палец в оскорбительном жесте и заорал:

— Вперёд!

Яростный крик наполнил воздух, и звук этого крика сотряс и землю, и небеса, заставив почву изгибаться, а вихрящиеся тучи испуганно отпрянуть.

* * *

Я обнаружил себя на заднем сиденье Харлея, сжимая талию

Кэррин одной рукой и вцепившись в Винчестер второй. Мотоцикл ещё двигался, но не ускорялся. Похоже, мы ехали вдоль берега.

Кэррин издала низкий булькающий звук и бессильно обмякла. Я усадил её прямо, прислонив к себе, и через несколько секунд она встряхнула головой, проворчав:

— Ненавижу, когда мне плавят мозги.

— Он залез и к тебе в голову? — спросил я.

— Он… — Она бросила на меня взгляд через плечо и содрогнулась. — Ага.

— Но теперь ты в порядке?

— Я начинаю злиться, — ответила мне Кэррин.

По воздуху разнесся чудовищно весёлый звук — звук смеха Эрлкинга. Он приблизился на своём гигантском коне к мотоциклу и поднял меч в жесте свирепого вызова. Затем его горящий взгляд обратился ко мне, и он произнёс своим убийственно-весёлым голосом:

— Отличная работа, рождённый звёздами!

— Эээ… Спасибо?

Повелитель гоблинов снова рассмеялся. Звук его смеха относился к тем звукам, которые засядут у вас в голове, а потом разбудят посреди ночи, заставляя гадать, не окружили ли вашу кровать ядовитые змеи, собирающиеся в неё заползти.

Я взглянул назад. Охота распалась на рваное подобие прежней сплочённости, но даже так всадники и гончие не оставляли попыток восстановить строй. Я осмотрелся вокруг, но не заметил и следа Акульей Морды.

Зато я заметил кое-что другое — острые гребни волн, похожие на те, которые оставляют за собой лодки. И этих гребней была чёртова куча.

— А вот и они! — крикнул я Эрлкингу. — Удачной охоты!

— Чувствую, она определённо будет удачной, — отозвался он с той же весёлой злобой и погнал скакуна направо. Половина всадников и гончих отделились от общего числа и последовали за ним, а строй второй половины потёк дальше за мной.

Я указал на нашу цель, пока Эрлкинг направлялся к своей.

— Туда! — позвал я их. — Вперёд!

Тигрохарлей испустил ещё один рычащий рёв, и мы с Кэррин понеслись ко второй барже. Обе половины Охоты издали адский крик — и приближающиеся в воде твари разделились на две равные группы, устремившись вперёд. Мы гнали к баржам с Иными наперегонки.

В этот раз на нашей стороне уже не было элемента неожиданности. Едва ли прошло больше минуты или двух, как Охота объявила о своём наступлении, но я увидел, как на барже впереди заметались какие-то силуэты.

— У них ружья! — крикнула Кэррин. — Сейчас начнут стрелять!

Чёрт.

Над водами этого озера у меня не было доступа к достаточному количеству магии, чтобы поддерживать щит, как не мог я и отбить отдельные пули. К тому времени, как я увижу огонь от выстрелов, нас уже продырявят насквозь. И это означало, что придётся действовать обычным способом, так же, как солдаты по всему миру воюют уже несколько веков. Продвигайся, продвигайся, продвигайся, и надейся, что не словишь пулю.

Кэррин выхватила у меня из рук винтовку и прокричала: