Холодные деньки

Батчер Джим

Иные воплощали собой двигатель компании Эвинруд, обрушивая свою объединённую массу и сверхъестественную силу на корму баржи. Впереди неё горящий буксир вздымал вверх столб дыма и пламени, но баржа определённо двигалась — и уже была близко к берегу.

Жуткий зелёный и багровый свет вспыхивал под поверхностью озера, беззвучно и беспорядочно. Акулья Морда был умён. Когда Охота вошла в воду, он, должно быть, бросил против неё львиную долю своих Иных, а тем временем он сам и горстка оставшихся тварей вернулись к поверхности, чтобы разрушить к чертям потенциально романтический

момент.

— Ох, звёзды и камни, — выдохнул я. — Если они дотолкают баржу до берега…

— Харлей нас туда не довезёт, — сказала Кэррин. — Только не по такой местности, да ещё через кустарники.

— Тут ты за мной не поспеешь, — ответил я.

Мёрфи стиснула зубы, но кивнула.

— Иди, — произнесла она. — Я приду туда так быстро, как смогу.

А затем я подумал про себя, что если бы я продолжал ждать, пока всё само уляжется, действовал бы надлежащим образом и был бы осторожнее, перед тем как начать действовать, то никогда бы не добрался куда-либо живым.

Так что я скользнул ей рукой за голову, наклонился и горячо поцеловал в губы. Она не замерла от поцелуя. Не удивилась. Она ответила на него, а её губы на вкус были, как спелая клубника.

Поцелуй длился два, три, четыре биения сердца. Затем мы оба одновременно отстранились. Её глаза были слегка расширены, на щеках пылал румянец.

— Я никуда не денусь, — пообещал я ей.

Затем развернулся и рванул к участку берега, на который Акулья Морда направил последнюю баржу.

Глава 45

Для меня бег по этому острову не был физическим усилием. Скорее мысленным.

Моё понимание этого места было глубоким до костей, абсолютное знание, существующее в виде отдельного органа у меня в голове — тип понимания, который некоторые средневековые учёные называли «интеллектус». Это понимание приходило ко мне на уровне рефлексов и инстинктов. Когда я бежал, я знал, где выступает каждая ветка, где лежит каждый камешек, готовый подвернуться мне под ноги. Бег здесь был так же естественен, как дыхание, и каждый шаг, казалось, подталкивал меня чуть быстрее, как будто я катился по берегу в надувной клетке, в которой играют дети в детских пиццериях.

Мне не нужно было бежать по острову. Мне нужно было лишь подумать об этом и позволить моему телу без усилий следовать за разумом.

Я выбрался из леса на пляж несколько выше того места, куда направлялась баржа — примерно в двадцати трёх ярдах, одном футе и шести с половиной дюймах от ближайшего края «Не-Пойми-Что Дока». Одна из трёх пульсирующих силой лей-линий отходила от острова почти в этом самом месте, и если барже удастся сесть на мель в контакте с этой линией, то утро у жителей Чикаго выдастся действительно неприятным.

Теперь, когда схватка Охоты и Иных в основном протекала под водой, было достаточно тихо, чтобы слышать, как приближается баржа. Кто-то уже даже начинал монотонно распевать на палубе. Я не мог их видеть через тлеющие обломки буксира перед баржей, но голоса определённо слились в унисон устойчивого пения на языке, который звучал так, будто на нем было принято говорить, полоща горло маслом Криско.

— А

где же оригинальность, Ктулху фхтагн? — проворчал я. — Ни у кого нет чувства стиля.

За ритуальными напевами я слышал, как пузырится и плещется вода от Иных, подталкивающих баржу всё ближе и ближе.

Я расположил приклад винтовки на земле возле ноги, пригнулся и прищурился, глядя на судно. Оно скоро должно было достигнуть места назначения, хоть и не прямо сейчас, и я был чертовски уверен, что у меня есть только один шанс его остановить. Я начал вбирать силу — действие, которое я проделывал за годы так много раз, что теперь совершал чисто рефлекторно, и снова устремил взгляд на баржу.

Если ритуал уже начался, то был шанс, что они просто находились в зоне ожидания, поддерживая костяк заклятия своей собственной ограниченной силой и дожидаясь подходящего момента. Как только они приблизятся на достаточное расстояние, чтобы активировать ритуал, они высвободят энергию круга и подключатся к магии лей-линии, формируя из неё мускулы и органы своего заклинания, заполняя раму, которая была подготовлена для вмещения магии. Мне нужно было сделать всё возможное, чтобы не дать им такого шанса.

Пробоина в корпусе сделает своё дело, но к тому времени, как баржа войдёт в мою ограниченную зону поражения, уже будет поздно её топить. Я уже пытался угробить её двигатель, так что меня не особо прельщала перспектива разделываться со всеми Иными, толкающими баржу.

Мне нужно было её остановить.

— Для разрушения, — сказал я вслух, — отлично подойдет и лёд, которого должно оказаться достаточно.

Я кивнул сам себе в знак согласия, поднялся на ноги и произнёс:

— Хорошо, Гарри. Самое время собраться и выложиться на всю катушку.

Я спустился к берегу. Используя приклад ружья, я начертал в грязи круг и замкнул его своей рукой и шепотком воли. Когда я почувствовал, что круг замкнулся, я взял собранную мной волю, коснулся той, что ещё оставалась в земле и продолжил её собирать, черпая, будто воду из колодца.

Я чувствовал бурление силы лей-линии под ногами, чувствовал, насколько она близко, задавшись целью вобрать в себя столько силы, сколько могу, перед тем, как обрушить мою атаку на баржу. Земля дрожала от подземной реки тёмной силы, духа насилия, опустошения и смерти в магическом эквиваленте, и если бы я её коснулся, то потенциально мог бы направить её ужасающую силу на врага. Разумеется, у подобного действия имелись свои послёдствия, цепные реакции и негативные побочные эффекты, которые я не мог предвидеть, но это, ясно как день, помогло бы мне осуществить задуманное.

На мгновение я почти поддался соблазну. В этой лей-линии чёртова уйма силы. Но нельзя жить, меняя понятия того, что правильно и того, что ошибочно (или умно и глупо), просто потому, что творить плохие вещи оказывается удобно. Иногда непросто быть здравомыслящим, умным и ответственным. Иногда это отстой. Полный отстой. Ужасный отстой. Но это не превращает плохие вещи в правильные, а глупые поступки в умные.

Когда-то я получил этому наглядный урок.

Поэтому я оставил эту силу в покое.