Холодные и теплые предметы
Шрифт:
Как я соскучилась по Игорю! Сил никаких нет! Как дожить до встречи? Кто мне поможет?
Боженька! Помоги мне, пожалуйста! Я что хочешь для тебя сделаю! Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Что тебе стоит? Ну, что?!
– Возьмите платок.
Я подняла голову, возле моего стола стоял Рябченко.
– У вас дверь была приоткрыта.
Я молча взяла его платок и вытерла лицо. Я выла как собака. Вслух!
– У вас все в порядке?
– Все. Идите.
Рябченко стоял у моего стола, как преданный пес.
– Ноги в руки! И идите! –
Я уронила лицо в ладони. Как работать? Я совершенно расклеилась.
Я в постели Димитрия. Мне страшно снова стать грязной парией. Страшно так, что мое тело в холодном поту с головы до ног.
– Убери руку. Пожалуйста, – попросила я как нормальный человек.
Он убрал руку, меня отпустило.
Что со мной не так, спрашиваю я себя все время. Может, я действительно инфантил? Единственный ребенок из хорошей, полной семьи, где родители любят друг друга и любят собственного ребенка. Любят чересчур. Сдувают пылинки, решают за него все вопросы. Мне пришлось сбежать от их опеки в отдельную квартиру.
Точно. Чрезмерная родительская опека – корень инфантилизма и предсказуемых трудностей в будущем. Я умею постоять за себя. Я научилась защищаться от людей, но защитить себя от собственной безалаберности в голове не в состоянии. У меня кособокий мозг. С одной стороны – острый, профессиональный ум, с другой – полная каша в голове. Родительская опека отбила мне одно полушарие мозга тяжелым прикладом – так же, как условные единицы отбили одно полушарие у клонов. Если объединить два уцелевших полушария, мое и Димитрия, может получиться нормально функционирующий организм. А вдруг жизнь отбила у нас одно и то же полушарие? Получается гомункул. Господи! Что за ерунда лезет мне в голову?
Соседний гомункул тяжко вздохнул. Не спит. Надо узнать мнение со стороны. Всегда требуется мнение внешнего эксперта. Собрать консилиум, как говорится.
– Я правда дура?
– Круглая, – подтвердил гомункул по имени Димитрий.
Всех клонов буду теперь звать гомункулами! Для людей с одним действующим полушарием мозга это самая подходящая дефиниция.
Я закрыла глаза и велела себе спать. Мое уцелевшее полушарие спать не желало. Ему мешал внешний раздражитель по имени Димитрий. А вдруг Димитрий прав? Может, я действительно инфантил? Ерунда! Просто выбилась из привычной колеи. Свернула на другую дорогу, где нет ни одного знакомого дорожного знака, и заплутала. Что из этого следует? То, что я бедная дурочка! Неумение жить без дорожной карты есть типичный симптом инфантилизма. Как же мне быть? Блуждать между трех сосен? Кричать «ау», или «караул», или «спасите мою душу»? Получается, это у меня три капли мозга. Черт-те что!
– У меня в голове сплошная ахинея, – ни с того ни с сего пожаловалась я.
– Может, это мне в тебе и нравится.
– Ты что? Хороший человек?
– Не очень. У меня есть пистолет. Будешь изменять, я тебя убью.
–
– Тебя смогу, – спокойно сказал он.
Узколобый мерзавец! Может, капнуть органам правопорядка, что у него пистолет? А вдруг у него есть разрешение? Или на пистолеты не дают разрешения? Надо залезть в Инет и порыться в Уголовном кодексе. Все же хорошо, что есть Инет.
И вообще. Что за детский сад? Хороший человек! Детский лепет! Сю-сю-сю! Ня-ня-ня! Пузыри слюны изо рта и погремушка… Я точно инфантил! Инфантил на четвертом десятке лет. Как отвратительно!
– Угомонилась?
– Нет! – Я скукожилась, как эмбрион.
– Я завтра уезжаю на пару дней.
– Не навсегда же.
Димитрий выматерился и вышел из спальни.
Боже! Спасибо! Как я тебе благодарна! Ты даже представить не можешь! Два дня нам с Игорем хватит, а вскоре у меня месячные. Как повезло!
Я проследила за Димитрием. На всякий случай. Он лег спать в комнате для гостей.
Спасибо, господи! Он ничего не узнает! Я хочу услышать голос Игоря, чтобы спокойно спать, иначе меня будет мучить бессонница. Мучить мой страх, что я потеряю своего сокола, если он забудет мой голос, мой запах, мою розу ветров. Я смеюсь над собой оттого, что я глупая. Зачем я несу этот бред об инфантилизме, если на свете есть вещи намного важнее?..
– Устал?
– Нет.
– Я хочу поцеловать твои руки, чтобы они стали сильнее. Приложи к ним телефон.
– Сейчас, – смеется он. – В сторону отойду.
Он на своей ночной работе. Носит мешки тяжелой жизни. Потому никто не должен видеть нашей любви, чтобы не запятнать ее своими глазами. Я целую его руки, и мне этого мало.
– Приложи к пупку, – требую я, – и обведи по кругу.
Мои поцелуи нанизаны на радиоволны, как бисер в бессчетном количестве. Они ложатся вокруг пупка, как лучи радиосолнца.
– У тебя морщится лицо?
– Да! – смеется он.
– Значит, щекотно! – хохочу я. Я и это угадала!
Мы смеемся как ненормальные, блаженные, юродивые. Как балетные цыплята на детском утреннике.
Знаете, что он мне наговорил? Нет, не скажу. Это очень личное. У меня бессонница от счастья. Когда я его увижу? Как я скучаю по его розе ветров! Провалиться, упасть, как в пропасть, в его небо, в его радужку цвета грозы. И падать бесконечно до звезды у его зрачка.
Скучаю. Скучаю. Скучаю. Кто меня поймет?
Мы с Игорем смотрим репродукции моих любимых картин. Я привела его в галерею моих любимых художников.
– Ты похожа на нее. – Он показывает «Девочку с мышкой» Ермолаева.
Это мой человек до последней косточки, до краешка нерва, до спирали ДНК. У нас общая лимфа и кровеносная система. У нас одно сердце и одни легкие на двоих. Мы сиамские близнецы. Мы лучше умрем, чем нас разделят.
Он сразу нашел то, что я люблю больше всего. «Девочку с мышкой»! Знаете, что написано об этой картине? Образ молодости, гармонии и света. Вот! Завидуйте!