Холодные песни

Костюкевич Дмитрий Геннадьевич

Сегодня состоялся ТВ-сеанс связи «ЦУП – БОРТ – ЦУП», поговорили с семьями. Качество картинки и звука было плохим. Настя вела себя как-то неестественно. Словно и не женаты восемь лет. Крутила головой, отвечала односложно, не спросила о касании транспортника со станцией (а ведь журналисты настоящую орбитальную драму раздули). Даник сидел и смотрел на свои колени. А потом картинка накрылась. ЦУП извинился и чуть позже наладил телефонные переговоры. Разговор с Настей без телекамер немного успокоил, но она меня не слышала, говорила сама, будто переключилась,

расслабилась, сказала, что в гости приехали мои родители и вообще все хорошо. Вот и славно.

По поводу столкновения… тут ясности нет. Когда будем перестыковываться, снимем на видео элементы конструкции там, где случилось предположительное касание. Возможно, придется «выйти», чтобы детально проинспектировать корпус. Я готов к «прогулке снаружи станции».

20 февраля

Прошлой ночью снился спуск на Землю двухлетней давности. В деталях. Построение для ориентации. Включение и отработка двигателя. Репортаж Димы. Сход с орбиты и вертикальная дорога к Земле. Я снова слышал, как с треском пиротехники разделяются отсеки. Видел в иллюминатор, как кусками отлетает экранно-вакуумная теплоизоляция. А потом увидел лицо Володи, оно было снаружи, за окном, и его покрывало что-то серое…

Неприятная концовка, проснулся встревоженным.

Такое ощущение, что на «Мире» (кроме меня, бортинженера Володи Мозякина и нашего командира Константина Алексеевича Дулая) есть кто-то еще. Поганое ощущение. Хочется сбросить его, облететь комплекс, все его отсеки и модули, чтобы удостовериться в том, что и так очевидно: кроме экипажа из трех человек, на станции больше никого нет.

Связь с Землей нулевая. Многочисленные операторы ЦУП и Наземных измерительных пунктов – куда все делись? Почему молчат?

Прошло десять дней. Полностью адаптировались, распорядок дня налажен, работаем по австрийской экспериментальной программе. Особенно эффектно выглядит забор крови из вены.

Скучаю по дому. По Насте и Данику.

21 февраля

С плесенью справиться не удалось.

Нашли плесневый грибок на кабелях и разъемах рабочего отсека. Но особо старательно вредитель потрудился над иллюминатором модуля «Квант». Оптические характеристики упали, на «окне», а также на эмалевом покрытии оправы видны растущие колонии. Кварцевое стекло будто протравили там, где обосновались мицелии.

Снова навели чистоту. Потом облетели весь комплекс – искали других «гостей». Я добрался до модуля «Спектр». Когда влетаешь в модуль или блок по стенке, а не потолку, получается забавный эффект: словно попадаешь в разные помещения. Это как войти в квартиру вверх ногами – и не узнаешь сразу, где очутился.

В темноте я стал искать панель освещения, которая находится за люком. Неожиданно рука наткнулась на что-то странное, теплое, живое под тканью. Меня прямо пробрало, я одернул руку и с опаской заглянул за люк.

Хорошо,

что не вскрикнул. Там прятался Володя, в темноте я нащупал его ногу. Через пару секунд мы оба хохотали.

Так Володя пошутил надо мной.

Вечером ЦУП передавал что-то бредовое, безумное даже…

Завтра допишу, пора на боковую (ха, в невесомости это выражение точно не появилось бы, видели бы вы каюту космонавта и его отдых в спальном мешке), уже три часа нового дня.

22 февраля

Так вот, связь с ЦУП-ом восстановилась на несколько минут.

В эфире были только вой помех и голос, не похожий на голос ни одного из операторов. Что-то монотонное и невнятное. Иногда казалось, что нам читают какую-то инструкцию задом наперед.

Володя нервничает. Алексеевич хмурится. Мне тоже радоваться нечему. Поговорили на резких тонах, все втроем. Это нехорошо. Нарушили джентльменское соглашение (о запрете на ругань и претензии до обеда), которое приняли еще до стыковки. Микроклимат отношений экипажа очень важен, здесь недопустима бестактность. Потом остыли – извинились, Володя, правда, скорее, пробурчал.

День прошел смазанно.

Вечером «добавил» командир: Алексеевич поделился сном, в котором я теряю поручни во время «выхода» и меня уносит в открытый космос. Не самые приятные образы – если отлетел, то станция не спасет. Спасибо, Алексеевич.

23 февраля

Заменили блоки станции согласно регламенту.

Завтра перестыковка.

24 февраля

Володя трудится в спускаемом аппарате. Я работаю с видеокамерой – инспектирую.

Отстыковались от «Кванта», стали облетать станцию к переходному отсеку. Ищем следы столкновения транспортника с «Миром». Если не найдем, придется «выходить» с Алексеевичем.

Командир – настоящий ас, летит вокруг комплекса, я снимаю, правда, качество не ахти. Ничего не находим и стыкуемся. И тут я что-то замечаю в «окно» бытового отсека. Мы бросаемся к иллюминатору.

К наружному покрытию станции прилип… скафандр.

Пытаемся сообщить ЦУПу, но связи по-прежнему нет, доклады уходят в пустоту.

Скафандр за бортом!

Что происходит?

26–28 февраля

Несколько дней готовились к «выходу».

Температура внутренней обшивки в том месте, где к ней прилип (как?) скафандр, не вызывала опасений.

Вовремя заметили «сюрприз» с выходным люком. Кто-то из прошлой смены, Безяев или Луцкий, забыл зафиксировать ручку штурвала. Если бы мы случайно толкнули штурвал, что нетрудно при тесноте, то в щель приоткрывшегося люка рванул бы воздух из станции. А дальше – даже думать тошно. Может, успели бы в базовый блок, а потом в транспортный корабль и домой – а может, и нет.