Холодный как лед

Стюарт Энн

Может, Питер не получил ее инструкций. На последний вызов он не откликнулся, хотя, возможно, был слишком занят. Или получил инструкции, но решил им не подчиняться. Прежде за ним такого не водилось: приказам он следовал как машина, без сожаления или удовольствия, с застывшими в глыбе льда душой и совестью.

О, Боже, мадам так надеялась. Надеялась, что в кои–то веки Питер согласился со своим нутром, а не с инструкциями. У Изобел не было выбора, потому она отдала приказ. Если Питер медлил или решил не убивать девушку, то хватило бы времени доказать, что она безобидна.

Время. Время у них

истекало. У них имелся еще один ключ к «Правилу Семерки» – Такаши О'Брайн находился в главной резиденции Ван Дорна и ухитрился найти ниточку к алмазным копям в Африке, на которых задействованы тысячи рабочих. И снова месторождения принадлежали Гарри, и он не предпринял усилий избавиться от них. Если запланированный взрыв произойдет, будет кровавая мясорубка, и никто не подумает, что Ван Дорн как–то к этому причастен. Он ведь потеряет кучу денег.

Так почему он это устраивает, если дело не в деньгах? Что им движет: вожделение, месть, чистая скука? Может, даже все вместе. Ван Дорн – испорченный ребенок, который любит яркие игрушки и мощные взрывы.

И Изобел окончательно поняла, на какое точно время некоторые из этих шумных взрывов назначены. На двадцатое апреля. И от этой внезапной догадки ее пробрало холодом до самых костей.

Глава 11

Питер Йенсен не позволял себе уснуть. Ведь это потакание слабости, нечто, что может и подождать до того, как миссия будет завершена. Между тем он смежил веки и дал ощущению физического удовлетворения омыть свое тело, выключая при этом разум. Питер не принадлежал к тем людям, что позволяли сожалениям и ошибкам влиять на свою жизнь. Уложить Женевьеву Спенсер в постель – самая что ни на есть ошибка. И он ни минуты не сожалел о ней.

Женевьева выглядела такой ранимой. Надо сказать, из спешно собранной информации, которую Йенсен получил на нее, совершенно очевидно, что он просто–напросто подарил ей самый лучший оргазм в ее жизни, а вместо того чтобы впасть в довольное мурлыканье, она выглядела, словно разлетелась на кусочки.

Питер собирался затрахать ее до такой степени, чтобы она уснула, и тогда у него освободилось бы несколько часов на то, чтобы поразмыслить, что же ему с ней делать. А вместо того он лежал один в каком–то потрясенном состоянии после совокупления, в то время как она, должно быть, где–то бодрствует.

Не самая лучшая партнерша из тех, кого он имел когда–то. Далеко не лучшая. Он спал с женщинами, которых тренировали для такой профессиональной работы, у него были романы с женщинами, которые любили секс и собственное тело и знали, как извлечь лучшее из того и другого. Питер занимался сексом с безумно, до отчаяния влюбленными в него женщинами и даже с теми, кто ненавидел его. И принялся размышлять, не входит ли в эту последнюю категорию Женевьева. Вероятно, входит.

Он даже когда–то спал с женщиной, в которую был влюблен. Хелена была хрупким беспризорным существом с наивным взглядом огромных глаз, с нежным ртом. Йенсен вытащил ее из объятого войной Сараево и к тому времени как привез в Англию, влюбился в нее. Хелена была нежной, щедрой любовницей, и он бы умер за нее. Что чуть не случилось.

Тогда он был моложе,

разумеется. И за тридцать восемь лет суровой жизни именно тогда единственный раз позволил себе слабость. У него все еще сохранился шрам от ножа, которым возлюбленная пыталась его зарезать. В Комитете не удосужились предупредить своего агента, что под невинной внешностью скрывалась убийца и предательница, чье мастерство равнялось его собственному. Почти равнялось.

Женевьева Спенсер была рассерженной, обидчивой и в высшей степени неопытной, насколько он доверял своему суждению, а ему Питер мог доверять. Он рассчитал заранее, как возьмет ее, и не последовало никаких сюрпризов – она ответила в точности, как ей и было предназначено. Нет, не совсем так. Один значительный сюрприз все же был.

Собственный отклик Питера Йенсена.

Он был экспертом по части избавления от мучительных мыслей, что сейчас и проделал. Он не мог позволить себе валяться в постели, мечтая о скованной адвокатше, которая перестанет существовать для него через несколько коротких часов.

Что–то она слишком долго гуляет. Его инстинкты неожиданно заговорили в полную силу, и Питер вскочил с кровати, почувствовав самый жуткий холод в своей жизни.

Ее тело качалось лицом вниз в бассейне, длинные волосы в воде нимбом окружали голову. Секундой позже Йенсен уже был в бассейне рядом с Женевьевой, перевернул, извергая проклятия, отводя волосы с ее лица.

Она, вся бледная, безвольно повисла в руках Питера, а он в бешеной ярости тряс ее, продолжая сыпать ругательствами:

– Идиотка! Глупая долбанная сука! Что, твою мать, ты вытворяешь? У тебя совсем мозги отсохли?

Она закашлялась, обдав его хлынувшей изо рта водой, моргая, открыла глаза и прохрипела:

– Избавляю тебя от хлопот.

Питер снова пуще прежнего затряс ее. Ему было плевать, что он делает ей больно, плевать, что останутся синяки. Дичайший гнев ослепил его.

– Зачем? – вопрошал Питер. – Ну, подумаешь, секс. Это же не причина изображать тут из–за меня Офелию. Ради Бога, Женевьева, мы же просто трахнулись.

Но это потерянное выражения человека, у которого отняли все, не исчезало из ее глаз. Глаз, с вызовом смотревших на него последние сорок восемь часов. Глаз, которые теперь были полны слез.

– Как ты мог сотворить такое со мной? – шептала она. – Ты забрал все. Как ты мог?

У него в самом деле не осталось выбора. Питер сгреб ее в охапку и крепко–крепко прижал к себе. Он полностью уничтожил свою пленницу. Самое искусное, что агент Йенсен умел делать, то, что ему удавалось лучше всего. Он должен быть доволен. Миссия завершена. А вместо того он чувствовал себя так, словно сам потерял все.

Женевьева не боролась с ним – у нее не осталось сил. Просто позволяла себя обнимать, уткнувшись лицом ему в грудь в доходящей до пояса воде, а через секунду прошептала:

– Твое сердце так колотится. Почему?

Питер даже думать не хотел об этом. Несмотря на тропический воздух и теплую воду, его трясло.

– Больше так не делай, – хрипло произнес он.

– У меня ведь нет ни единого шанса, да?

Он взял Женевьеву за подбородок, повернул к себе ее лицо. Закрыл глаза и на долгое мгновение прислонился лбом к ее лбу. И потом поцеловал.