Холодок
Шрифт:
В это время из темноты выпрыгнул Мурик в своей кошачьей ипостаси и, радостно заурчав, принялся тереться об мои ноги. А потом вновь исчез в темноте, чтобы появиться через некоторое время уже в образе юноши. Одет он был в одни короткие белые штанишки, обтягивающие его пятую точку весьма провокационно. Кара-сур, продолжавший методично есть, неожиданно поднял голову и воззрился на Мурика:
– Ты… Ты кот?
– Мьяли, - уточнил Мурик, надув губки. – А как ты догадался, близнец плохого принца?
– А как ты догадался, что я близнец? – удивился Кара-сур.
–
Кара-сур невольно улыбнулся и стал вести себя менее скованно. Но тут Мит-каль сказал:
– Нам нужно поговорить, мальчик. Серьёзно. Ты ведь уже знаешь, куда мы идём и зачем?
Кара-сур кивнул и вновь стал напряжённым до крайности.
– Не будем мешать их разговору, - прошептал мне на ухо Антошка, - они ему ничего плохого не сделают. Пошли.
– Куда? – спросил я.
– Я по тебе соскучился… не будем смущать остальных… - прошептал Антошка мне в ухо так, что я тут же почувствовал – да, остальных смущать не следует.
Антошка отошёл от костерка и уверенно повёл меня за собой, взяв за руку. Некоторое время я просто шёл следом за ним, потом Антошка резко свернул и присел, поманив меня за собой:
– Давай, пролезай.
Как оказалось, сразу за узкой полоской пляжа начинался лес. Огромные развесистые деревья опустили свои ветви почти до самой земли, именно под одно из них и пригласил меня Антошка. Я пригнулся и проскользнул следом. Мы тут же оказались словно в шалаше, образованном мощными ветвями с уютной подстилкой из сухих листьев. Сверху было небрежно брошено покрывало, и я подумал, что хитрец Антошка всё продумал заранее – вон, и местечко присмотрел подходящее. Создавалось впечатление полной отрезанности от окружающего мира… и это было здорово.
Антошка тут же прильнул ко мне, я почувствовал на своих губах его горячие губы… и тут меня накрыло. Мир и вправду перестал существовать для меня – был только Антошка – его губы, его руки, его тело – такое ещё невинное и такое до странности жаждущее меня. Гладить, ласкать, прикусывать, сжимать в руках до стонов… Антошка… Хороший мой…
– Мне без тебя – никак… - шептал Антошка, - не делай так больше, не делай, не покидай меня… Я всё равно умру, если тебя не будет рядом, не делай так больше, Холодочек, не решай за меня, ладно?
И я шептал в ответ, что нет, конечно же, нет, мы не расстанемся больше, всё будет хорошо, потому что я его люблю… И совсем не удивился, когда почувствовал внутри себя Антошкины пальцы. Ага, он даже масло какое-то припас, предусмотрительный мой. Однако, надо сделать кое-что, а то не избежать неприятных сюрпризов, которые нам совсем не нужны. Я тихо прошептал:
– Помыться бы надо… А то будут совсем не ромашки с розами…
Антошка прыснул – переход от романтики к прозе жизни действительно вышел странноватый, но потом он положил руку мне на пятую точку и прошептал:
– Не надо… Мне тут Мит-каль одно заклинание показал.
И тут у меня внутри словно мягким ёршиком проехались, вызвав возмущённый вопль.
– Ой, - покаянно прошептал Антошка, - больно? А Мит-каль говорил, что это не больно…
Ну, Мит-каль,
Но лицо Антошки было таким неподдельно расстроенным, да и заорал я скорее от неожиданности, что я смягчился:
– Нет, не больно. Странно просто.
– Мит-каль сказал, что такое заклятие может всегда в жизни пригодиться. Если хочешь, я и тебе покажу. Оно простое, - заявил Антошка. А я расхохотался. Нет, романтика романтикой, а с моим Антошкой точно не соскучишься!
Я бы ещё долго ржал, если бы меня не заткнули поцелуем, и Антошка быстренько вернулся к тому, с чего начал.
Нет, не могу сказать, что мне было приятно сразу же, хотя Антошка и был максимально осторожен. Ощущение тянущей боли, странной заполненности, глубокие толчки, отзывавшиеся новыми волнами боли… Но стоило мне увидеть лицо Антошки… На нём такое удовольствие было написано, что меня проняло. К тому же Антошка остановился и начал двигаться как-то по-другому. И каждое его движение стало отзываться во мне искоркой удовольствия – сначала небольшой, но потом искры разгорались, сливались в один огненный поток, в котором я тонул… Я непроизвольно задвигался в такт движениям Антошки, поток нёс меня, нёс… а потом было полное ощущение падения в водопад… и отчаянного, острого удовольствия.
***
А когда мы наконец угомонились, и я заснул, то понял, что вновь оказался в кабинете неведомого врага.
Я вновь не видел его лица, зато отчётливо увидел лицо Валика, вновь пришедшего к своему… начальнику? Хозяину? Не знаю я, как обозвать. Однако чувствовалось, что Валик для хозяина кабинета что-то вроде грязи под ногами… или ветоши – так, грязные руки обтереть и выкинуть. И Валик до дрожи боялся этого человека. Очень сильно боялся. А человек был в ярости.
– Почему мальчишка жив? – злобно спросил он у Валика. – Почему этот гадёныш не сдох, как и его папаша? Почему ты позволил его придурочной матери отправить его в интернат, где нам до него не добраться? Не мог в больнице вопрос решить?
– Насчёт покушения – позволю напомнить, что это именно вы остановились на варианте с угнанной машиной, – дрожащим голосом ответил Валик. – Я же предлагал стрелка… Чтоб наверняка…
– Наверняка… - раздражённо передразнил хозяин кабинета и потряс кистью правой руки – удивительно знакомый жест, где-то я его видел, но где? Память упорно отказывалась мне помогать… А хозяин продолжил:
– Я не могу себе позволить ни малейшего намёка на скандал. Были бы пулевые раны – менты непременно начали бы копать. Не все они дураки, могли бы и докопаться. А ты хорош! Не мог исполнителя к мальчишке подослать! Много ли надо паралитику коматозному?
– Да пытался я! – чуть ли не со слезами в голосе отозвался Валик. – Парень словно заговорённый. Один исполнитель его работать отказался, сказал, что детей не трогает – принципы у него, видите ли… Второй взял заказ… а через день в аварию попал… со смертельным исходом. Третий уже в больницу проник – охрана проверку затеяла не ко времени. А потом мальчишка из комы вышел, вокруг него вся больница запрыгала… Ах, чудо, ах чудо! Думаете, так легко толкового исполнителя найти? А мне самому не с руки светиться – сами понимаете.