Холостяк
Шрифт:
— Какая она, эта Серена? — Его тон меняется. Он дразнит меня.
— Почему это имеет значение?
— Как бы ты ее описал?
Я смеюсь про себя, сохраняя серьезное лицо.
— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что она красивая. Ты хочешь, чтобы я сказал, что она прекрасна и умна, и воплощение благородства, а затем ты обвинишь меня в том, что у меня есть на нее планы, а затем ты заявишь, что мой взгляд предвзятый, и меня следует отстранить с должности ее финансового опекуна.
Отец стискивает зубы и скрещивает руки на груди.
— Ты думаешь,
— Она мой клиент. Это все, кем она может быть. Никакие границы не будут пересекаться. Ни одно доброе имя не будет запятнано. Я профессионал.
Он изучает меня, один глаз прищурен.
— Даю слово, — говорю я.
Телефон отца звонит — своевременное прерывание — и он нажимает кнопку громкоговорителя мясистым пальцем.
— Дерек у вас? — голос Глэдис пронизывает мои барабанные перепонки.
— Да, Глэдис. Я здесь.
— Кайла на второй линии. — Она вешает трубку.
— Какого черта Кайла хочет в среду? — Отец вопросительно смотрит на меня, и я закатываю глаза, прежде чем вернуться в свой кабинет, потому что я не обладаю чертовой магией, чтобы знать это.
Я со стоном говорю в трубку, когда через мгновение сажусь за свой стол:
— Что тебе нужно?
Бывшая жена шипит:
— Ты всегда так рад поговорить со мной.
— Хейвен в порядке?
Ее пауза посылает электрический разряд в мою грудь.
— Конечно, она в порядке, Дерек. — Она буквально выплевывает слова.
— Тогда почему ты беспокоишь меня в офисе в середине недели? Разве ты не должна быть на пилатесе? Или среда для барре? Нет, подожди. Горячая йога. Виноват.
Кайла вздыхает.
— Ты просто злишься, что мое тело теперь выглядит лучше, чем когда-либо, и в первую очередь тебе не нравится именно это.
— Да, да, — говорю я. — Я хорошо знаю, что твоя скульптурная задница — для нового мужчины в твоей жизни. Или я должен сказать, старика? Разве он не в два раза старше тебя?
Она не отвечает, и я широко усмехаюсь, воображая ее кипящей от злости на залитой солнцем кухне, белой кухне в каком-то скучном пригородном районе, расположенном в двух часах езды. Держу пари, что у нее самая большая кухня во всем районе, но ирония в том, что Кайла не готовит. Не может даже воду вскипятить.
— И что ты хочешь этим сказать? — отвечает она сквозь зубы тоном, который хуже, чем тупой нож для масла.
— Я думаю... ничего? — Я задыхаюсь от смеха. Боже, как я люблю ругаться с Кайлой. В некоторые дни лучше всего иметь ее в качестве бывшей жены. — Полагаю... наверное, я просто хотел напомнить тебе, что ты замужем за парнем с морщинистыми яйцами.
Я слышу, как она хлопает телефоном по столу. А потом замолкает. Но она все еще там. Я слышу, как она шумно дышит.
— Мы закончили? — Спрашивает она спустя мгновение. — Пожалуйста, побольше уважения к отчиму твоей дочери.
— Ты имеешь в виду, к приемному дедушке? — Я отодвигаю телефон, чтобы она не слышала, как я смеюсь. Когда возвращаюсь, она накидывается на меня. — В свою защиту спешу сказать,
— Конечно. Я очень сомневаюсь, что Хейвен придумала все это сама.
— Ладно, возможно, мы придумали это вместе.
— Повзрослей, мать твою, Дерек. Серьезно. Повзрослей.
Большую часть времени я являюсь воплощением взрослого. Но иногда жизнь может быть настолько чертовски жестокой, что единственный способ справиться с ней, это иметь чувство юмора. Кто женится на любви всей своей жизни, и у них рождается великолепная девочка, кто творит эту красивую жизнь вместе, а потом рано приходит домой в пятницу перед Днем святого Валентина, чтобы найти шестидесятилетнего пластического хирурга, который поставил твоей возлюбленной грудные импланты, и который вколачивается в нее сзади, когда она наклонилась над спинкой дивана?
Чертовски весело.
К тому моменту импланты стояли у нее уже год. Я вспомнил, что в тот день, когда прекратила кормить грудью Хейвен, она сказала, что они стали ужасны, и потребовала, чтобы я заплатил за операцию, чтобы исправить и сделать их прежними. Все, что я знал, что их влечение зародилось в тот день, когда он положил свои руки на ее сиськи в смотровой комнате номер четыре.
Пять штук на новые импланты. Десятки тысяч, потерянных при разводе. А треть моего ежемесячного дохода направляется прямо в ее фонд поддержки ребенка, пока она играет в домохозяйку для доктора Герберта Ходжа Четвертого.
И благодаря замечательному судье по семейным делам, которая, очевидно, застряла в прошлом веке, Хейвен навещает меня каждые выходные, некоторые праздники и две недели каждое лето. Никакое количество адвокатов или затягивание дела не заставили бы старую бабу сдвинуться с места.
К концу процесса мы все были измотаны, и, в конце концов, пострадала Хейвен. Моя милая, невинная дочь попала в игру по перетягиванию каната между двумя людьми, которые с самого начала никогда не должны были быть вместе.
Я никогда не забуду первый год нашего брака и разочарование на лице Кайлы, когда она поняла, что юрист из маленького городка, за которого она вышла замуж, в конце концов, не собирался приносить домой полмиллиона в год.
Думаю, ей следовало провести исследование.
И я также никогда не забуду, каково это — смотреть, как Кайла переживает свой опыт материнства, когда, возвращаясь домой в шесть часов вечера, находишь полупустую бутылку вина на столе, а ребенок сидит в мокрой, пропитанной мочой пеленке.
Полагаю, можно сказать, что наши мечты были разрушены в эти первые несколько лет.
— Ты закончил? — спрашивает она. — Я слышу, как ты смеёшься.
— Хорошо, хорошо. Какого черта тебе нужно, Кайла?
— Герб берет меня в неожиданную поездку, и мы уезжаем кататься на лыжах в четверг и возвращаемся в воскресенье. Завтра тебе нужно забрать Хейвен.
— Это не мои выходные. Означает ли это, что я получаю два уик-энда подряд? — Я молюсь, чтобы она сказала «да». Выходные с дочерью — это то, ради чего я живу.