Холостяк
Шрифт:
— Так что можете быть уверены, меня нисколько не развлекла эта дрянная выдумка. — Серена поворачивается ко мне, выражение ее лица смягчается, когда я встречаю ее взгляд.
Она заправляет прядь огненных волос за ушко.
— Спасибо, Дерек. Я ценю это. Я почти не читала таблоиды, только блоги со сплетнями, перед тем как все пошло по наклонной. Предпочитаю не знать, что люди говорят обо мне. Думаю, я развалилась бы части, если бы прочитала их все сейчас. Как я привыкла делать раньше.
— Мудрая женщина. — Я сворачиваю на другую
Серена вежливо замечает:
— Наверное, легче жить с таким девизом, когда ты непубличная личность.
— Правда.
— Как бы то ни было, избежать всех этих неприятных статей было для меня словно глотком свежего воздуха. Там, в городе, люди не задумываются дважды, прежде чем сказать вам, о чем идет речь. Они думают, что оказывают тебе одолжение, но делают это лишь для того, чтобы увидеть твою реакцию. — Она бросает взгляд на свои ненакрашенные ногти, и я думаю, что такая женщина, как она, не привыкла видеть их в таком виде.
— Точно.
— Боже, мне бы маникюр. — Она подносит руку к лицу. — Я скучаю по нему. Удивительно, как лак идеального оттенка может скрасить твой день.
— Мы проследим, чтобы в вашем бюджете было достаточно средств для регулярного маникюра и педикюра. — Моя бывшая жена была одержима этим, хотя я не завожу о ней разговор. Большую часть времени я притворяюсь, что ее не существует, а затем мои фантазии разбиваются, когда я забираю Хейвен каждую вторую пятницу и вижу, что она жива и здорова, проживая американскую мечту с мужем номер два.
— Я не поверхностна, — уточняет Серена. — Или тщеславна.
— Эта мысль ни разу не приходила мне в голову.
— Меня просто воспитали с убеждением, что нужно заботиться о себе. Гордиться тем, как я выгляжу, какой меня видит мир.
— Разве не все мы так делаем?
— Иногда мне хочется, чтобы это меня не волновало. Бьюсь об заклад, я могла бы провести несколько дней в тренировочных брюках и с хвостиком.
— Тогда почему вы не делаете этого? — Я бросаю на нее быстрый взгляд.
— Хм. — Задумавшись, она смотрит в окно.
Серена устраивается на своем месте, ее тело расслабляется, почти тает, словно она понимает, что быть рядом со мной легче, чем она ожидала.
— Может быть, я смогу, — добавляет она. А затем хихикает. — Тогда Эудора подумает, что я сошла с ума.
Мы подъезжаем к знаку перекрестка.
— В каком направлении? — спрашиваю я. — Налево? Направо? Прямо?
— Хотите, чтобы я выбрала? — Прикусив нижнюю губу, она скользит рукой по груди и начинает теребить золотой кулон. — О, хм. Прямо?
— Это вопрос или приказ? — дразню я.
Серена шутливо бьет меня по плечу, оставляя свою руку на секунду дольше, чем я
— Просто поезжайте прямо. Давайте не будем усложнять, хорошо? Просто прямо.
Небо стало темнее за те несколько минут, как мы покинули Белькур, и я включаю радио при помощи кнопки на руле.
— Какую музыку вы слушаете? — Я поднимаю палец. — И не говорите мне, что Шопена или еще какую-то ерунду из этой оперы, потому что меня это не впечатлит. Вы молоды. У вас есть пульс. Скажите мне, что вам нравится, помогите мне, или я включу спортивное радио.
— Нет-нет! Не делайте этого. — Моя рука зависает над кнопкой с номером четыре, но Серена отталкивает ее. — Мне нравится… мне вроде как… нравится всё.
— Всё? — Я приподнимаю бровь.
Она кивает.
— Да. Всё.
— Но какая ваша любимая? У вас должен быть фаворит.
— Вы никогда не поверите, если скажу. — Серена тяжело вздыхает
— Удивите меня.
— Классический рок. У меня огромная коллекция виниловых пластинок. По крайней мере, была. Я уверена, что она где-то хранится. Во всяком случае, у меня секретная любовная интрижка с «Лед Зеппелин», Бобом Сигером, «Стив Миллер Бэнд»... — Она тараторит еще несколько, а я тем временем нажимаю предустановку номер один.
Лицо Серены загорается, когда из динамиков раздаются первые аккорды сингла Тома Петти «Американская девушка». Музыка звучит, и Серена начинает сидя пританцовывать.
Я наблюдаю за ней с места водителя, она полностью преображается на время всего одной песни. Подпевает музыке, ее плечи опускаются и поднимаются с каждым ударом басов.
Нажимаю ногой на педаль газа, и мы взбираемся вверх по холмам и спускаемся вниз по долинам, по шоссе, вдоль которого растут великолепные деревья. Знак справа говорит нам, что городок Уолворт находится в трех километрах впереди, а ограничение скорости снижается до пятидесяти километров в час.
Песня заканчивается, и «Стоунс» играют дальше, когда мы приближаемся к перекрестку с мигающим красным светом светофором.
— Я никогда не видел, чтобы кто-то так оживал, — говорю я.
— Это все свежий воздух. — Щеки Серены покраснели, но потом цвет сошел. — Я чувствовала себя удручающе в Белькуре. Удивительно, как немного музыки и смена обстановки могут поднять настроение. Хотя сейчас я чувствую себя совершенно нелепо. Могу вас уверить, обычно у меня нет привычки превращать машину в танцпол.
— Нет-нет. Не думайте об этом.
Я сворачиваю налево к знаку «Стоп» и вижу впереди мост. Серена хватается за ручку двери, когда мы приближаемся к нему, ее тело замирает.
— Что? Что-то не так? — Я нажимаю на тормоз.
Она закрывает глаза и глубоко вздыхает.
— Мост.
Я смотрю вперед, а потом на нее.
— Что с ним?
— Здесь я попала в аварию.
— О. Черт. Это было здесь? — Я поглаживаю рукой подбородок, решая развернуть машину назад. — Мы не обязаны ехать этим путем.