Homo sapiens в эпоху дебилизма

Альберт Александр

Осень – это коллективная уборка капусты, которую высаживали возле речки, чтобы удобней было поливать рассаду. Капусту убирали поочередно, объединившись с соседями, сразу же ее и солили в громадных деревянных бочках. Обязанностью Альки было утаптывать ее босыми ногами. Капусту секли специальными сечками в деревянных корытцах. Все это происходило весело, с шутками, песнями, с постоянным подкалыванием друг друга, так как главными работниками были ребята и девчата, выжившие

во время оккупации и не угнанные в Германию. Работа кончалась накрытием стола с обязательной вареной картошкой, с малосольными огурцами, с желтым, сохранившимся с зимы, салом, медовухой, перепадавшей и пацанятам, ну и с самогонкой, конечно. От той поры остались у Альки воспоминания именно этой дружной, веселой ежедневной работы.

В конце лета бабушка давала ему мешочек и он шел собирать вызревшие метелки конского щавеля, семена которого мололись и добавлялись в хлеб.

Грибы собирали в выросших, на месте рубок, березнячках, в большой лес ходить запрещали, там могли быть и были мины, но бывали и дезертиры, прятавшиеся по многочисленным, оставшимся от войны, землянкам, от них можно было ждать любой пакости.

Зимние игры начинались осенью, когда, после первых морозов, покрывалась льдом речка. Ребята сами изготавливали самокаты, сооружения из досок с сиденьем, под которым располагались два самодельных конька, третий конек крепился к закрепленной на штыре подвижной доске и служил управлением для самоката. Коньки, естественно, были самодельными – треугольные в сечении деревяшки обтягивались толстой проволокой, служившей лезвием конька.

Как только-только на реке образовывался тонкий, в 1,5–2 сантиметра, прогибающийся, трескающийся лед, вереницы самокатов выезжали на него и лихо гонялись друг за другом, отталкиваясь палками, на конце которых были вбиты заточенные гвозди. Катание заканчивалось, когда кто-нибудь проваливался под лед. Друзья вытаскивали провалившегося, и он бегом, пока не стала колом одежда, бежал домой.

Алька проваливался два раза, и оба раза купание кончалось воспалением легких. Фельдшерица предупредила: – Заболеешь еще раз – помрешь!

Обошлось.

На самокатах гоняли и по снежному весеннему насту – днем снег подтаивал на солнце, а к вечеру замерзал, образуя ледяную корку. Она легко выдерживала вес самоката с седоком. Обычная картина – он на самокате едет с горки за домом, возвращаясь из поездки почти к Приюту, метет вечерняя метель, обшлага рукавов заледеневают так, что руки оказываются в ледяных наручниках, с трудом вылезая из них. Страшная боль, ломота до слез, лечилась окунанием рук в ледяную воду.

Весна приносила тепло и новые заботы –

не было обуви. Прошлогодняя, даже годная, становилась малой, новую покупать не на что. Приходилось ждать, когда можно будет бегать босиком. Бабушкино условие – чтоб босая подошва отлипала от грязи, он проверял несколько раз на дню. Призывы к бабушке: – Бабушка, смотри – уже отлипает! – кончались проверкой и новым ожиданием. И только Первого мая ему разрешили выскочить на улицу босиком, хотя в ложбинках еще лежал снег.

День Победы пришел ясным солнечным днем. Из Шайковки, аэродром которой начали восстанавливать, прибежал какой-то военный в комбинезоне и начал стрелять из пистолета: – Войне конец! Гитлеру капут! Победа!

Больше всех радовались пацаны. Алька бегом выкопал спрятанную ракетницу, из-под застрехи достал сверточек с тремя спрятанными ракетами и с криком: – Победа! Наша Победа! Мы победили! – выпустил их в ясное небо. Победа, которую ждали, узнавая обрывками новости – в селе не было ни радио, ни телефона, – была отпразднована по-военному, послышались выстрелы, полетели в небо разноцветные ракеты. Наверное, были слезы, было угощение, были какие-то разговоры, рассказы – Алька этого ничего не помнит.

Мир

В школу он пошел шести лет, в 45-м. К этому времени школа, строить которую начали в 44-м, была выстроена. Сложенная из бревен, со мхом в щелях между бревнами, она пахла лесом, сосной. Отапливалась дровами, но было холодно. Алька отчетливо помнит, как начинался день – его будила бабушка, приходившая к тому времени с утренней дойки, накладывала в миску картошки, поливала ее молоком из принесенной с собой солдатской фляжки – это был его завтрак. Отчетливо помнит вкус рыбьего жира, ложку которого давали каждому перед уроками.

Домашние задания он делал прямо на уроках, либо на переменах. Свободного времени было полно и это свободное время тратилось на помощь бабушке, так как она осталась одна: – младший сын, дядя Валя, уехал учиться в ремеслуху, следующий по возрасту, дядя Миша, в 43-м был призван в армию и пропал, от него не было никаких известий.

На воевавшего с первых дней войны дядю Александра пришла похоронка – он, будучи в звании старшего лейтенанта в танковой бригаде, погиб в западной Белоруссии. В последнем треугольничке, написанном карандашом, он с восторгом описал рейд по тылам немцев, о кишках, намотанных на гусеницы. Потом пришла небольшая бумажка от командира части, извещавшая о геройской смерти командира роты, комсорга батальона Александра Афанасиевича Брынцева.

Конец ознакомительного фрагмента.