Хомяк в совятнике

Рубан Николай Юрьевич

– Так, стоп!
– вскинул я руки, - Девчата, я вам должен кое в чем признаться. Светланка, в первую очередь - тебе. Только не перебивайте, я и сам сто раз собьюсь.

Притихли мои девчата, смотрят выжидающе. Что за сюрпризик им папаша приготовил? Ох, как не хочется во всем признаваться-то... А надо, куда деваться. Ну, давай, Саня.

В общем, выложил я им все. Про кассету с "Шинелью", про Серегину программу, про мое глупое вранье и про сегодняшний день. Пока рассказывал взмок еще хуже, чем во время прыжка. Барышни слушали меня с раскрытыми ртами - давно я

их такими не видел. Наверное, решили, что спятил почтенный папик.

– Вот и все, - вытер я лоб, - Теперь можете меня презирать.

x x x

Когда у человека славное настроение, то и все вокруг кажется славным, даже если небо затянуло унылой пеленой, готовой расплакаться бесконечной осенней моросью. И пусть березы не горят жидким огнем в стылой синеве, а тускло светятся благородным старым золотом сквозь прохладный туман - все равно они замечательные. И до чего же упоительно пахнет грибной сыростью палая листва! Почему в городе этот запах бывает только ранним утром и поздним вечером? Заглушает его бензиновая вонь или мы сами его не замечаем на бегу?

В таком вот чудесном настроении я вышел из подъезда и чуть ли не вприпрыжку (нога совсем уже почти не болела) направился к остановке автобуса. Навстречу мне громыхал тележкой, сооруженной из старого корыта и колес от детской коляски наш дворовый бард-алканавт Семеныч. Личность неопределенного возраста, в черном бушлате на голое тело, отвислых трениках и могучих прохорях-говнодавах. Трехдневная щетина и седоватые патлы до плеч, схваченные на лбу черно-белым "хайратником". И конечно же, в сопровождении верной свиты - рыжей Дамки и пегого Тузика, преданных ему до последнего лишая.

Семеныч, как и подобает разносторонне развитому джентльмену, делал сразу несколько дел: выуживал из кустов вчерашние бутылки, складывал их в тележку, сочинял стихи, подбирал к ним музыку и являл свое творение миру. Ему было хорошо.

– Здоров, Семеныч!
– поприветствовал я его, - С утра пораньше- за работу?

– Приветствую!
– с достоинством отозвался бард, - Трудимся! Сбор урожая хрусталя не терпит промедления - конкуренты не дремлют, ети их... Закурить есть?

– Угощайся, - вытащил я пачку "Явы", - Чего небритый-то?
– ну очень умный вопрос, ничего не скажешь.

– Я не небритый, - Семеныч прикурил, кивнул благодарно, - Я сексуальный! Да иду я, иду!...
– это уже - Дамке и Тузику, которые умчались вперед, решительно прогоняя с заповедной хозяйской территории какую-то заблудшую бабульку-браконьера.

Народу на остановке набралось порядочно. Сердитый народ, невыспавшийся. Как всегда, автобусом и не пахнет. А появится наконец - так забит будет под завязку. Не хочется, чтобы прекрасное настроение выдавили из меня в этом автобусе. И я зашагал к метро пешком. Шел и удивлялся, почему не делал этого раньше. Всего-то двадцать минут ходьбы - да половину этого времени на остановке топчешься. А вторую половину будешь задыхаться от убойного парфюма, ядреного перегара (а то и еще чего покруче), да кряхтеть от тычков под ребра под визгливые призывы: "За проезд, мущщина! Вам говорю, за проезд чего у вас? "

Вот

и пусть давятся там, кто хочет. А я буду шагать по влажным листьям, вдыхать утренний туман, еще не успевший провонять бензином и любоваться луковками церкви, бронзово темнеющимися над старыми ивами. И с тихой радостью вспоминать прошедшую ночь. И не только с тихой радостью, но и с самодовольной гордостью, неизвестной до поры молодым плейбоям. А ведь ты еще - вполне, а, парень? Откуда что взялось. Или мы с Ленкой и в самом деле так друг по другу соскучились? Сладким воспоминанием прошелестел у меня в ушах ее счастливый смеющийся шепот: "Саньчик, это на всех мужиков так прыжки влияют?! "

Это мое безмятежное настроение вмиг разметал истошный визг тормозов за моей спиной. Дернувшись, я резко обернулся. У перекрестка, который я только что пересек, застыл аспидно-черный гробоподобный "Мерседесовский" джип "Брабус". В "кенгурятник" джипа уперлась клюкой древняя бабулька с сумкой на колесиках, заслуженный член бесчисленной команды московских "Анок-пулеметчиц", гроза наглаженных брюк и начищенных штиблет.

– Ты чо, коза старая!
– распахнул дверцу джипа дядечка с могучим выбритым затылком, - Ваще охерела?! Куда прешься?!

– Сам охерел, каз-зел!
– неожиданно агрессивно откликнулась бабка, Чуть меня на "зебре" не сбил и еще орать тут будет! Щас гаишники приедут быстро мозги тебе вправят, буржуй недорезанный!

– От кошелка старая, - дядька возмущенно хлопнул себя по ляжкам и оглянулся, словно ища сочувствия. И увидел меня.

– О! Санек, здорово!
– расцвел он вдруг.

Господи, да это же Генка. Вот что значит три года только по телефону общаться раз в полгода - не узнал. Привет - привет - как жизнь - тебе куда да ладно, садись - до Кропоткинской?
– ну и мне в ту сторону - подкину, садись.

Интересно, как немцы умудряются делать такие совершенно подхалимские сиденья? Оно, словно услужливая гейша, мгновенно принимает самую удобную мне позу, лаская меня в своих объятьях. А запахи, наверное, придаются к такой машине в виде обязательного комплекта, как набор инструментов. Хорошая кожа, дорогой табак, изысканный одеколон - вот как пахнет небедная жизнь, ребята.

– А я тебя сразу узнал!
– весело сообщил Генка, - Ты не меняешься совсем, что ль?

– А я тебя - нет. Богатый будешь. Или ты - уже?

– Спасибо на добром слове, - хохотнул Геннадий, - До богатства еще...

– Ну на жизнь-то хватает?

– Э. Бабки - такая сволочь, что их всегда не хватает. Все - в деле, в долгах, еще черт-те где... Ты это - кассету-то нашел?

Во память у мужика. Минутный разговор недельной давности помнит. И - по привычке, что ли - проверяет, решился ли вопрос. Наверное, в бизнесе по-другому и нельзя.

– Нашел, спасибо тебе. Слушай, ты не поверишь, тут такая история с этой кассетой накрутилась!
– и я, увлеченно поведал Генке про все. Кто меня за язык тянул, спрашивается? Правильно Ленка говорит - как был я простодырой, так и остался, и ничему меня все эти годы после перестройки не научили.