Хорнблауэр и «Отчаянный»
Шрифт:
– Отводи руль! – прокричал Карджил, рукоятки штурвала закрутились, останавливая «Отчаянный», который уже начал уваливаться под ветер.
Матросы налегли на фока-галс, другие выбрали гитовы. «Отчаянный» лег на новый курс так послушно, как только можно было желать. Хорнблауэр подошел к штурвалу.
– Рыщет? – спросил он у рулевого.
Тот немного отпустил штурвал, прищурился на ликтрос грот-марселя и снова привел корабль к ветру.
– Не могу сказать, чтобы рыскал, сэр, – заключил он. – Может, и рыщет немного. Нет, сэр, не скажу, чтобы рыскал.
– Очень хорошо, – сказал Хорнблауэр. Буш и Проуз не произнесли ни слова. Не требовалось даже взгляда, чтобы особенно подчеркнуть
– Да, спасибо, сэр.
Его круглое румяное лицо расплылось в улыбке. «Отчаянный» поднялся на волне, накренился, и Хорнблауэр, застигнутый врасплох, оступился и полетел прямо на широкую грудь Карджила. К счастью, тот был тяжеловесом и крепко держался на ногах. Он устоял – иначе бы они вместе с капитаном покатились прямо в шпигат. Хорнблауэр сгорал от стыда. Он держится на ногах не лучше любой сухопутной крысы – зависть к Карджилу, Бушу и Проузу, стоящим твердо и уверенно покачивающимся вместе с палубой, грозила перейти в прямую неприязнь. И желудок опять готов был предать его. Достоинство Хорнблауэра было в опасности. Он собрал все его остатки, чтобы на негнущихся ногах и с несгибаемым упорством повернуться к Бушу.
– Пожалуйста, проследите, чтобы меня позвали, если понадобится изменить курс, мистер Буш.
– Есть, сэр.
Палуба кренилась, но Хорнблауэр знал, что она кренится совсем не так сильно, как представляется его смятенному рассудку. Он принудил себя дойти до каюты. Дважды приходилось останавливаться и собираться с духом, а когда «Отчаянный» поднялся на волне, он едва не побежал – во всяком случае, пошел куда быстрее, чем приличествует капитану.
Проскочив мимо часового, он потянул на себя дверь. Не утешило – даже еще хуже смутило, – что рядом с часовым стояло ведро. Хорнблауэр распахнул дверь, переждал, пока «Отчаянный» закончит опускать корму, и со стоном ухватился за койку. Койка качалась, и ноги его проехались по палубе.
Глава IV
Хорнблауэр сидел за столом в своей каюте, держа в руках пакет, который пятью минутами раньше вынул из рундука. Через пять минут он будет вправе его вскрыть – по крайней мере, так показывало счисление пути. Пакет был очень тяжелый – в нем могла бы лежать картечь, хотя вряд ли адмирал Корнваллис станет посылать картечь одному из своих капитанов. Пакет запечатан, печати целы. На парусиновой обертке чернилами выведено:
«Инструкции Горацио Хорнблауэру, эсквайру, капитану и капитан-лейтенанту шлюпа Е.В. „Отчаянный“. Вскрыть по пересечении долготы 6° к западу от Гринвича».
Запечатанные приказы. Служа на флоте, Хорнблауэр постоянно слышал о таких вещах, но сам столкнулся с ними впервые. Их прислали на борт «Отчаянного» в день свадьбы, и он расписался в получении. Сейчас корабль должен будет пройти шестой меридиан. Ла-Манш они пересекли с необычайной легкостью. От курса пришлось уклониться только на одну вахту. То, что Хорнблауэр, дабы восстановить уверенность Карджила в себе, приказал повернуть оверштаг, обернулось невероятной удачей. Ветер зашел к западу лишь чуть-чуть, да и то ненадолго. «Отчаянный» не застрял в заливе Лайм и благополучно прошел на ветре скалы Каскетс – и все благодаря этому счастливому приказу. Хорнблауэр чувствовал, что Проуз искренно зауважал его и как навигатора, и как предсказателя погоды. Оно и к лучшему; Хорнблауэр не собирался объяснять Проузу, что это – простое стечение обстоятельств.
Он поглядел на часы и крикнул стоящему у дверей морскому пехотинцу:
– Позовите мистера Буша.
Раздался крик часового, потом
Наконец в дверь постучали, и вошел Буш.
– Сэр?
– А, мистер Буш, – сухо сказал Хорнблауэр. Буш – его ближайший друг, но дело официальное, и вести себя надо соответственно. – Можете ли вы мне сказать, каково сейчас положение корабля?
– Точно не могу, – ответил изумленный Буш. – Я полагаю, миль десять к западу от Уэссана, сэр.
– В этот момент, – сказал Хорнблауэр, – мы находимся на долготе 6° и еще несколько секунд. Широта 48°40', но сейчас, как ни странно, мы можем не обращать внимания на широту. Значение имеет только наша долгота. Не будете ли вы так любезны осмотреть этот пакет?
– А. Ясно, сэр, – сказал Буш, прочитав надпись.
– Вы видите, что печати целы?
– Да, сэр.
– Тогда не будете ли вы так любезны, покинув каюту, проверить нашу долготу, дабы при необходимости засвидетельствовать, что я выполнил приказ.
– Да, сэр, хорошо, – сказал Буш. Прошло несколько секунд, пока он осознал, что разговор закончен, и добавил: – Есть, сэр.
Когда дверь закрылась, Хорнблауэр понял, как велико в нем искушение дразнить Буша. Этому искушению надо противиться. Если ему потворствовать, потом будет стыдно. В любом случае Буш – слишком легкая мишень, это все равно что стрелять по сидящей птице.
Думая об этом, Хорнблауэр на самом деле оттягивал волнующий момент, когда можно будет вскрыть пакет. Наконец он взял перочинный нож и перерезал нитки, которыми тот был зашит. Внутри оказались три столбика монет. Хорнблауэр высыпал их на стол. Пятьдесят монет были маленькие, размером с шестипенсовик, двенадцать побольше и десять еще больше. Внимательно разглядев среднюю, Хорнблауэр узнал двадцатифранковую монету – в точности такую он видел у Парри две недели тому назад. С одной стороны было написано «Наполеон, Первый консул», с другой – «Французская республика». Те, что поменьше, были по десять франков, большие – по сорок. Вместе они составляли значительную сумму, больше пятидесяти фунтов, даже если не учитывать стоимость золота в наводненной быстро обесценивающимися бумажными деньгами Англии.
А вот и дополнительные инструкции, объясняющие, на что следует употребить эти деньги. «Сим вам предписывается…» – говорилось в инструкции после вводных фраз. Хорнблауэр должен войти в сношения с рыбаками из Бреста и узнать, кто из них поддастся на подкуп. Он должен выведать от них все возможные сведения о состоянии французского флота. Наконец его извещали, что в случае войны полезной будет любая информация, включая газеты.
Хорнблауэр дважды перечитал инструкцию и сравнил ее с первыми, незапечатанными приказами, которые получил тогда же. Все это надо обдумать. Машинально он встал и тут же сел на место – в такой каюте не походишь. Прогулку придется отложить. Мария сшила ему полотняные мешочки для расчесок – совершенно бесполезные, так как расчески он убирал в свой старый походный мешок. Хорнблауэр взял один мешочек, сгреб в него монеты, убрал вместе с приказами обратно в рундук и уже собирался его запереть, когда в голову пришла мысль. Он отсчитал десять монет по десять франков, сунул их в карман штанов, потом запер рундучок. Теперь можно идти на палубу.