Хорнблауэр и «Отчаянный»

Форестер Сесил

– Долгих лет жизни, счастья и здоровья, – сказал Корнваллис, склоняясь над Марииной рукой, – жене одного из самых многообещающих королевских офицеров.

Мария, ошеломленная его блистающим величием, смущенно присела.

– Очень рада познакомиться, сэр Уильям, – сказала миссис Мейсон.

Священник, его жена и несколько соседей миссис Мейсон (единственные гости на свадьбе) были крайне польщены, что находятся в одной комнате, мало того – разговаривают с сыном графа, кавалером ордена Бани и главнокомандующим в одном лице.

– Вина, сэр? – спросил Хорнблауэр.

– С удовольствием.

Корнваллис взял бокал и огляделся. Существенно,

что обратился он к миссис Мейсон:

– Здоровье молодых уже пили?

– Нет, сэр, – ответила миссис Мейсон. Она была на вершине блаженства.

– Тогда, может быть, я? Леди, джентльмены, я попрошу вас встать и присоединиться ко мне. Пусть никогда они не знают печали. Пусть всегда они наслаждаются здоровьем и достатком. Пусть жена всегда находит утешение в мысли, что муж ее служит королю и Отечеству, и пусть верность жены всегда поддерживает мужа в выполнении долга. Мы будем с надеждой ждать появления на свет целого выводка молодых джентльменов, которые со временем наденут королевскую форму по примеру своего отца, и молодых леди, которые со временем станут матерями других молодых джентльменов. Здоровье жениха и невесты!

Гости выпили, дружно выражая одобрение. Все взоры устремились на покрасневшую Марию, потом на Хорнблауэра. Тот встал. Раньше, чем Корнваллис дошел до середины речи, он понял, что адмирал повторяет слова, десятки раз говоренные им на свадьбах у своих офицеров. Хорнблауэр настроился на тот же лад. Он встретил взгляд Корнваллиса и широко улыбнулся. Он отплатит той же монетой – ответит теми же словами, которые Корнваллис выслушивал десятки раз.

– Сэр Уильям, леди и джентльмены, я могу только поблагодарить вас от имени… – Хорнблауэр взял Марию за руку, – моей жены и меня.

Когда все отсмеялись – Хорнблауэр знал, что упоминание Марии в качестве его жены вызовет смех, хотя сам не видел в этом ничего смешного, – Корнваллис поглядел на часы. Хорнблауэр поспешно поблагодарил его и повел к двери. За порогом Корнваллис повернулся и крепкой ручищей хлопнул Хорнблауэра по груди.

– Я добавлю еще одну строчку к вашим приказам, – сказал он. Хорнблауэр заметил, что дружелюбная улыбка адмирала сопровождается испытующим взглядом.

– Да, сэр?

– Я добавлю письменное разрешение сегодня и завтра не ночевать на судне.

Хорнблауэр открыл было рот, чтобы ответить, да так и не смог вымолвить ни слова. Обычная сообразительность его покинула. Мозг был так занят переоценкой ситуации, что на орган речи уже не хватило сил.

– Я подумал, что вы могли забыть, – сказал Корнваллис, широко улыбаясь. – «Отчаянный» входит в состав Ла-Маншского флота. Закон воспрещает его капитану без приказа главнокомандующего ночевать где-либо, кроме как на борту. Хорошо, вы такое разрешение получили.

Хорнблауэр обрел наконец дар речи.

– Спасибо, – сказал он.

– Может, вам не придется ночевать на берегу ближайшие два года. Может быть, больше, если Бони будет драться.

– Я уверен, он будет драться, сэр.

– В любом случае мы с вами встретимся возле Уэссана через три недели. Так что еще раз до свидания.

Некоторое время после ухода Корнваллиса Хорнблауэр в глубокой задумчивости стоял у полуоткрытой двери в гостиную, переминаясь с ноги на ногу – ему хотелось бы пройтись туда-сюда, но это было невозможно. Война близится – в этом он и прежде не сомневался, зная, что Бонапарт не пойдет на уступки. Но до сих пор Хорнблауэр беспечно полагал, что в море его не отправят до объявления войны, что

у него есть две-три недели, пока тянутся последние безуспешные переговоры. Он просчитался и теперь горько себя корил. То, что у него хорошая команда – первый урожай вербовки, что судно можно быстро подготовить к плаванию, что оно мало и не имеет веса в общем балансе сил, даже то, что у него неглубокая осадка и оно, следовательно, пригодно для поставленных Корнваллисом задач, – все должно было предупредить Хорнблауэра, что его отправят в море при первой возможности. Он обязан был это предвидеть, и все же не предвидел.

Вот первая горькая пилюля, которую надо проглотить. Теперь предстоит разобраться, почему же он просчитался. Ответ Хорнблауэр знал с самого начала, но – и за это он презирал себя еще сильнее – не хотел себе признаваться. И все же это так. Он заставил себя не думать о скором отплытии из-за Марии. Не хотел огорчать ее и потому не позволял себе заглядывать далеко в будущее. Он бездумно плыл по течению в надежде, что счастливая случайность спасет его от необходимости нанести Марии такой удар.

Здесь Хорнблауэр резко себя одернул. Счастливая случайность? Чушь. Он командует своим собственным кораблем, и его посылают на передовую. Это блестящая возможность отличиться. Вот это и есть счастливая случайность – досадным невезением было бы остаться в порту. Хорнблауэр почувствовал хорошо знакомую дрожь возбуждения при мысли об опасности, о том, что придется рисковать репутацией – и жизнью, – выполняя долг, завоевывая славу и (что еще важнее) утверждаясь в собственных глазах. Он пришел в себя: он видит вещи в нормальных соотношениях. Он прежде всего флотский офицер и лишь потом – женатый мужчина. Но… но… от этого не легче. Ему все равно придется вырываться из Марииных объятий.

Дольше стоять в дверях было бы неприлично. Надо вернуться, несмотря на душевное смятение. Хорнблауэр вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– В «Военно-морской хронике» будет неплохо выглядеть, что главнокомандующий провозгласил тост за молодую чету, – говорила миссис Мейсон. – Ну, Горацио, у некоторых ваших гостей пустые тарелки.

Хорнблауэр все еще пытался изображать радушного хозяина, когда увидел в дальнем конце комнаты озабоченное лицо трактирщика – только со второго раза стала понятна причина его появления. Он впустил в комнату нового рулевого со шлюпки «Отчаянного» – Хьюита. Тот был маленького роста, и Хорнблауэр сначала его не заметил. Нехватку роста Хьюит восполнял широченными плечами, а лицо его украшали великолепные черные бакенбарды, вошедшие недавно в моду у обитателей нижней палубы. С соломенной шляпой в руке он враскачку вошел в комнату и, козырнув, протянул Хорнблауэру записку. Адрес был написан рукою Буша – как положено, хотя и несколько старомодно: «Горацио Хорнблауэру, эсквайру, капитану и капитан-лейтенанту». Пока Хорнблауэр читал, собравшиеся молчали – немного невежливо, на его взгляд.

«Шлюп Его Величества “Отчаянный”

2 апреля 1803 года

Сэр, я узнал в доке, что первый лихтер готов к нам подойти. Повышенная оплата для докеров не разрешена, посему работа закончится не раньше заката. Я почтительно предполагаю, что мог бы поруководить погрузкой, коль скоро вы не сможете вернуться на борт.

Ваш покорный слугаУ. Буш».

– Шлюпка у пристани? – спросил Хорнблауэр.

– Да, сэр.

– Хорошо, я буду там через пять минут.