Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Все это кончилось.
Старик повернулся к ней и своему сыну. Он был невероятно красив, и даже жестокое обвинение не могло изменить этого.
– Он убил моего отца, – повторил Старик. – Я приехал в Три Сосны, чтобы его найти. Он, – Старик кивнул в сторону Бовуара, – сказал правильно. Я работал в «Ле тан пердю», реставрировал мебель, когда в магазине появилась трость на продажу. Старинная, ручной работы. Я сразу же ее узнал. Мне ее показывал отец, объяснял, как мастер вкраплял инкрустацию в структуру дерева. Внешне казалось, что это обычная прогулочная
– И вы узнали из бухгалтерской книги магазина, кто продал эту трость в «Ле тан пердю», – сказал Бовуар.
Это было предположение, но он хотел, чтобы его слова прозвучали так, будто он не сомневается в их истинности.
– Продавцом оказался Оливье Брюле из Трех Сосен. – Старик Мюнден глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть. – Я переехал сюда. Стал ремонтировать и реставрировать мебель для Оливье. Нужно было сблизиться с ним, присмотреться к нему. Мне требовалось доказательство того, что это он убил моего отца.
– Но Оливье никогда бы этого не сделал, – тихо, но уверенно проговорил Габри. – Он никого не мог убить.
– Я знаю, – кивнул Старик. – Понял это, когда познакомился с ним поближе. Он был корыстный, да. Иногда ушловатый. Но в общем хороший человек. Он никогда бы не смог убить моего отца. Но ведь кто-то его убил. Оливье у кого-то доставал вещи, принадлежавшие моему отцу. Я несколько лет выслеживал Оливье в его поисках антиквариата. Он посещал дома, фермы, другие магазины. Повсюду покупал старинные вещи. Но я ни разу не видел, чтобы он приобрел что-то из вещей, принадлежавших моему отцу. Тем не менее они все время возникали. И продавались.
Может быть, дело было в атмосфере теплого и уютного бистро. В бушевавшей метели. Вине, горячем шоколаде и горящих каминах. Только все это казалось нереальным. Их друг словно говорил о ком-то другом. Рассказывал им историю. Притчу.
– Потом я встретил Мишель и влюбился. – Он улыбнулся жене. Уже не Жене, а женщине, которую он любил. Мишель. – У нас родился Шарль. Я жил полной жизнью. Я даже забыл о том, зачем здесь оказался. Но вот как-то в субботу вечером, когда я сидел в своем пикапе с мебелью, взятой в ремонт у Оливье, я увидел, как он вышел из бистро, но не направился домой, а сделал нечто странное – пошел в лес. Я не последовал за ним. Я был слишком удивлен. Но задумался об этом случае, а потому в следующую субботу стал поджидать его. Однако он отправился прямиком домой. Зато на следующей неделе снова пошел в лес. С сумкой.
– Продукты, – пояснил Габри.
Все остальные молчали. Они представляли, как это было. Старик Мюнден сидит в машине. Наблюдает и ждет. Он само терпение. И вот он видит, как Оливье исчезает в лесу. Старик тихо выходит из машины и следует за Оливье. И обнаруживает лесной домик.
– Я заглянул в окно и увидел… – Голос Старика сорвался.
Мишель накрыла его ладонь своей. Ему не сразу удалось взять себя в руки, но немного погодя дыхание его выровнялось, стало более размеренным,
– Я увидел вещи отца. Все, что он держал в задней комнате. Особое место для особых вещей – так он мне говорил. Для вещей, о которых знали только он и я. Цветное стекло, тарелки, подсвечники, мебель. Все было там.
Глаза Старика сверкали. Он смотрел куда-то вдаль. Он был уже где-то далеко, не в бистро с остальными. Он был у лесного домика. Заглядывал внутрь через окно.
– Оливье отдал сумку старику, и они сели. Они пили из фарфора, к которому отец позволял мне только прикасаться, и ели с тарелок, которые, по его словам, принадлежали королеве.
– Шарлотте, – подсказал Бовуар. – Королеве Шарлотте.
– Да. Так звали и мою мать. Отец говорил, что они для него особенные, потому что всегда будут напоминать ему о моей матери. О Шарлотте.
– Вы и сына поэтому назвали Шарлем, – сказал Бовуар. – Мы думали, что вы назвали его в честь отца, но вы имели в виду мать – Шарлотту.
Мюнден кивнул, но не посмотрел на сына. Он теперь не мог смотреть ни на сына, ни на жену.
– И что вы сделали после этого? – спросил Бовуар.
Он уже знал достаточно, чтобы говорить тихим, почти гипнотическим голосом. Чтобы не разрушать атмосферу. Пусть Старик Мюнден сам доскажет историю.
– Я понял, что смотрю на человека, который убил моего отца пятнадцать лет назад. Я никогда не верил, что это был несчастный случай. Я не глуп. Большинство людей считали это самоубийством, думали, он покончил с собой, выйдя на тонкий лед. Но я знал его. Он бы ни за что не сделал такое. Я знал: если он мертв, значит убит. И лишь гораздо позднее я узнал, что самые его драгоценные вещи похищены. Я сказал об этом матери, но она мне не поверила. Он никогда не показывал ей эти вещи. Только мне. Моего отца убили, а его драгоценную коллекцию похитили. И вот я увидел человека, который совершил это.
– Что ты сделал, Патрик? – спросила Мишель.
Никто из них прежде не слышал его настоящего имени. Имени, которое она использовала лишь в самые интимные мгновения их близости. Когда они были не Стариком и Женой, а Патриком и Мишель. Молодыми влюбленными.
– Мне захотелось помучить этого человека. Я хотел дать ему понять, что он обнаружен. Одной из наших любимых книжек была «Паутинка Шарлотты», и вот я изготовил паутинку из лески, проскользнул в его домик, когда он был занят в огороде, и подвесил ее под потолком. Чтобы он увидел ее там.
– Вы вплели туда слово «Воо», – сказал Бовуар. – Зачем?
– Так меня называл отец. Мое тайное имя. Он обучал меня всему, что связано с деревом, а я был маленький, и когда хотел сказать «дерево», у меня получалось только «воо». Вот он и стал так меня называть. Не часто. Иногда, когда брал меня на руки. Прижимал меня к себе и шептал: «Воо».
Никто больше не в силах был смотреть на красивого молодого человека. Они отводили глаза от этого обжигающего зрелища. Затмения. Когда вся эта любовь обратилась в ненависть.