Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Рядом с телом были обнаружены окровавленная лопата, сумка с картой и отпечатки подошв. Разных подошв. Их было слишком много, и инспектор подозревал, что выделить следы убийцы из них не удастся.
Он отправил следователей поговорить с бывшей женой Рено, с его друзьями, которых по пальцам можно было перечесть, с соседями. Они обыскивали его дом, но там было столько книг, бумаг и всякого старья, что на это могло уйти несколько недель.
Полиция вплотную занималась этим делом. Потому что Ланглуа, как и Гамаш, знал, что ад только начинается.
О Шамплейне.
Неужели он был захоронен здесь?
И поэтому Гамаш не искал улики в квартире Рено, а торчал в этом мрачном подвале, разглядывая ведро с картошкой. По крайней мере, ему казалось, что это картошка.
Рядом с ним, сутулясь, стоял главный археолог Квебека Обри Шевре.
Никому из них пребывание в этом подвале не доставляло удовольствия. Оба знали, что лишь попусту тратят время.
– Понимаете, инспектор, я могу сказать вам наверняка, что это не Шамплейн.
Они продолжали разглядывать картошку.
Опершись на лопату, стоял умелый копатель, приведенный главным археологом. Женщина с каким-то прибором прохаживалась по земляному полу. Они выкопали уже три ямы и в каждой нашли металлический ящик или ведро с корнеплодами, которые, возможно, пролежали там не одну сотню лет. Репа, картофель, пастернак. Но никаких следов Самюэля де Шамплейна.
– Bon, – сказал Шевре. – Достаточно. Мы все знаем, что его здесь нет. Я бы даже так сказал: если Рено считал, что Шамплейн здесь, то это почти твердая гарантия, что его здесь нет.
– Постойте, я тут что-то нашла, – сказала женщина с прибором.
Шевре вздохнул, но они все переместились в темный угол. Копатель переставил туда лампы.
Инспектор Ланглуа почувствовал, как учащенно забилось его сердце, остальные тоже смотрели с воодушевлением и надеждой. Даже Шевре.
Несмотря на тот факт, что Шамплейн не мог быть захоронен здесь, у Шевре теплилась надежда. Ланглуа подумал, что археологи, как и следователи, копают и копают и всегда надеются, что их усилия не будут потрачены напрасно. Под поверхностью может обнаружиться что-то важное.
Копатель вонзил лопату в твердую землю, пошевелил ею, проталкивая ее все глубже и глубже, дюйм за дюймом, чтобы не уничтожить то, что покоится там, внизу.
Потом они услышали удар и легкое поскребывание. Лопата на что-то наткнулась.
И снова главный археолог присел. Взял свой инструмент, более тонкий, чем остальные, осторожно, неторопливо раскидал землю, и они увидели ящик.
Открыв его, главный археолог посветил внутрь.
Репа. Впрочем, одна из них была немного похожа на премьер-министра.
Глава девятая
Арман Гамаш быстро прошел по скользкой дорожке в парк, известный как Плас-д’Арм. Морозный ветер щипал его лицо. Дорожки
Он поскользнулся на ледке, но не упал – сумел сохранить равновесие, потом повернулся спиной к ветру и перевел дыхание. На вершине холма, за парком и колясками находилось самое фотографируемое здание в Канаде.
Отель «Шато-Фронтенак».
Громадный и серый, увенчанный башенками, грандиозный, он возвышался, словно выдавленный из самого утеса. Свое название этот похожий на средневековые замки отель получил в честь первого губернатора Квебека, графа де Фронтенака. Он был великолепный и устрашающий.
По пути к «Шато» Гамаш прошел мимо большой статуи в середине маленького парка. Monument de la Foi. Памятник вере. Потому что Квебек был построен на вере. И на мехе. Но отцы города предпочли поставить памятник мученикам, а не бобру.
«Шато» обещал тепло, стаканчик вина, французский суп с хрустящим луком, Эмиля. Но старший инспектор остановился, не доходя до двери, и уставился, правда не на «Шато» и не на готическую статую веры, а на другой памятник, слева, гораздо более крупный, чем памятник вере.
Это был памятник человеку, который теперь стоял над городом, основанным им четыреста лет назад.
Самюэль Де Шамплейн.
Лысый, с обнаженный головой, он делал шаг вперед, словно хотел присоединиться к ним, стать частью города, обязанного ему своим существованием. А у основания статуи поместилась другая фигура, меньших размеров. Ангел, играющий на трубе в честь основателя города. И даже Гамаш, противник национализма, испытывал удивление и трепет перед точным предвидением и мужеством этого человека, его решимостью сделать то, что пытались и не смогли другие.
Не просто приплыть на эти берега и снять урожай мехов, рыбы, леса, а жить здесь. Создать колонию. Сообщество. Новый Свет. Дом.
Гамаш смотрел долго, пока у него не онемело лицо и пальцы в рукавицах. Но он постоял еще некоторое время, дивясь отцу Квебека.
Где ты? Где тебя похоронили? И почему мы не знаем где?
Эмиль поднялся и помахал ему рукой, приглашая к столу у окна.
Два человека, сидевшие с ним, тоже поднялись.
– Старший инспектор, – обратились они к нему и представились.