Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Он взял журнал.
– Отпускная порнография, – прошептал Габри. – В комплекте с резиновыми костюмами.
Он закрыл страницу с полуобнаженным мускулистым мужчиной в облегающем костюме для подводного плавания.
Бовуар представил себе вымышленные накопления в пять тысяч долларов и потерялся на Бали, Бора-Бора и Сен-Люсии.
– Вы ездили когда-нибудь в круизы? – спросил он Мирну.
– Да вот на прошлой неделе. Взяла каюту получше. В следующий раз, думаю, буду брать по максимуму.
– А я мечтаю о каюте владельца.
– И вы можете себе это позволить?
– Пусть даже я стану банкротом, оно того стоит.
– О
– Устал? – спросила Мирна.
У Габри и в самом деле был усталый вид.
– Tr`es fatigu'e [55] .
– Это верно. – Рут подтащила четвертый стул, сумев всех задеть своей тростью. – Смотрите, какой жирный гей.
Двое других проигнорировали ее, но Бовуар не удержался – хохотнул. Вскоре двое остальных ушли: Мирна – в свою книжную лавку, а Габри – обслужить двух клиентов.
55
Очень устал (фр.).
– Так почему вы все же приехали сюда? – Рут наклонилась к Бовуару.
– Ради вашей веселой компании, старая карга.
– Кроме этого, недоумок. Тебе здесь никогда не нравилось. Гамашу – другое дело. Но ты? Ты же нас презираешь?
Каждый час каждого дня Бовуар искал не просто факты, он искал истину. Но прежде он не понимал, насколько это ужасно – находиться в обществе человека, который все время изрекает истины. По крайней мере, собственные истины.
– Вовсе нет, – ответил Бовуар.
– Ерунда. Ты ненавидишь страну, ненавидишь природу, думаешь, что мы деревенщина, идиоты. Подавленные, пассивно-агрессивные и к тому же англичане.
– Я знаю, что вы – англичанка. – Он рассмеялся.
Она – нет.
– Не промывай мне мозги. У меня осталось не так много времени, и я не хочу терять его попусту.
– Тогда уходите, если со мной вы попусту теряете время.
Они смерили друг друга сердитыми взглядами. Вчера вечером он открылся ей, рассказал то, о чем знали немногие. Он боялся, что это приведет к какой-то неловкости, но, когда они встретились на следующее утро, она, конечно же, посмотрела на него так, будто видела в первый раз.
– Я знаю, почему вы здесь, – сказал наконец Бовуар. – Чтобы узнать конец истории. Выслушать все кровавые подробности. Это для вас хлеб насущный. Страх и боль. Я, Гамаш, Морен или кто другой вам безразличны. Все, чего вы хотите от меня, – это конец той истории. Вы старая карга, больная на голову.
– А чего хочешь ты?
«Чего хочу я? – подумал он. – Я хочу довести рассказ до конца».
Глава шестнадцатая
Жан Ги огляделся. В бистро стояла тишина. Он оперся ладонями о подлокотники кресла и подтянул себя вперед. Кресло было теплым от огня. В топке лежали большие поленья, искры от них летели через чугунную решетку и тихо, медленно умирали на каменной подстилке внизу.
Кленовые поленья издавали приятный аромат, кофе был крепкий и густой, с кухни доносился знакомый запах.
Не домашний, а здешний.
Он подался ближе к Рут, заглянул в ее холодные голубые глаза. Зимние глаза на ледяном лице. Эти глаза смотрели с вызовом, жестко, невозмутимо.
Идеальный случай.
Он помолчал и через мгновение снова
– Мой любимый сезон, наверное, зима, – сказал Гамаш.
– Я всегда любил зимы, – ответил молодой голос из монитора. – Потому что можно надевать теплый свитер и куртку и никто не видит, какой я тощий.
Морен рассмеялся. Гамаш тоже засмеялся.
Но больше инспектор Бовуар ничего не услышал. Он вышел из кабинета, прошел по офису к лестнице. Там остановился на мгновение, раскрыл кулак и прочел записку Гамаша:
«Найди агента Иветт Николь. Передай ей это».
К записке была приложена еще одна, сложенная, с именем Николь на ней. Бовуар раскрыл ее и застонал. Шеф что, с ума сошел? Потому что Иветт Николь почти наверняка сошла. Она была из тех агентов, которые никому не нужны. Агента, которого нельзя уволить, потому что в некомпетентности ее обвинить было трудно да и неподчинение ее не выходило за определенные рамки. Но она была интриганкой. В конечном счете шеф отправил ее заниматься телекоммуникациями. В окружение приборов, а не людей. Туда, где не с кем взаимодействовать. Некому причинить вред. Некого доводить до белого каления. Сиди себе, слушай, мониторь, записывай.
Любой нормальный человек на ее месте давно бы ушел. Любой порядочный агент подал бы в отставку. Как на процессах ведьм в старину. Если утонет – невиновна, если выживет – ведьма.
Агент Николь выжила.
Но все же Бовуар ни минуты не колебался. Побежал вниз по лестнице через две ступеньки, пока не оказался в подвале. Распахнул дверь, заглянул внутрь. В комнате царил полумрак, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы разглядеть чьи-то очертания перед зелеными экранами. Стоило произнести слово, как линии на овальных экранах приходили в неистовство.
Потом к нему повернулось лицо. Зеленое лицо и глаза, отливающие зеленым светом. Агент Иветт Николь. Бовуар не видел ее какое-то время и теперь почувствовал, что его кожу словно иголками колет. Предупреждение. Не входить. В эту комнату. В жизнь этого человека.
Но старший инспектор Гамаш приказал ему. И он вошел. Он был удивлен, услышав голос шефа по громкоговорителю, – теперь они говорили о разных собачьих игрушках.
– Вы когда-нибудь пользуетесь игрушкой «Принеси мячик», сэр? – спросил агент Морен.
– Никогда про такое не слышал. А что это?
– Ну, такая палка с чашечкой на конце. Помогает закидывать теннисный мячик. Анри у вас любит мячики?
– Больше всего на свете, – рассмеялся Гамаш.
– Идиотский разговор, – раздался женский голос. Зеленый голос. Молодой, созревший, наполненный желчью. – Чего вы хотите?
– Вы мониторили этот разговор? – спросил инспектор Бовуар. – Он идет по зашифрованному каналу. Считается, что к нему ни у кого нет доступа.