Хорошая девочка. Версия 2.0
Шрифт:
— А вот это очень странно. Доцент Коломенская награждена почетными грамотами за вклад в международное научно-педагогическое сотрудничество Делийским Университетом и Корейским «КАИСТ», — неожиданно прозвучало от двери.
Как флюгеры под порывом ветра, все резко повернулись к входу.
Там, прислонившись к косяку и сложив на груди руки, возвышался наш проректор по международному сотрудничеству. И ехидно глядел на серпентарий.
— Маргарита Анатольевна принимала участие в научных и образовательных программах наших китайских коллег, снискала там уважение как
— Опять она вся в белом. А как же бедный Александр Михайлович?
Ну, пора и мне выступить, что ли?
— Спасибо, конечно, за новости. Неожиданно, — вежливо и благодарно киваю проректору.
А потом разворачиваюсь и обращаюсь напрямую к первому ряду поборниц нравственности и морали:
— Ну а возвращаясь к бедному Александру Михайловичу, что могу сказать? Имея с ноября месяца прошлого года роман со своей секретаршей, сейчас он полностью поглощен нашим бракоразводным процессом. Вот освободится от тяжкого обременения в моем лице и снова будет счастлив. Не волнуйтесь за него. Я признаю бесспорную ценность института семьи и брака, но супружескую измену прощать, а тем более терпеть, не собираюсь. Это у меня в организме, видимо, кальция не хватает, а так я бы новые потолки на кафедре попортила, если вы понимаете, о чем я.
Галерка радостно заржала.
— Маргарита Анатольевна, Вы не боитесь вот так вот во всеуслышание признавать, что от вас муж гулял?
Недоуменно пожала плечами:
— Он так делал не потому, что я плохая или какая-то не такая. Это был его выбор. Мой же выбор в этом случае: освободиться от отношений, в которых больше нет доверия.
О, как. Все затихли. Откровение прямо. Женщина может отказаться от отношений! Обалдеть, правда?
Проректор, взлохматив шевелюру на затылке, уточнил:
— Но коллеги? Ведь они же будут вас жалеть или нет, ехидничать, сплетничать. Коллектив же такой, хм, участвующий.
Хихикнула. Да, участвующий во всем, что их не касается. Нет бы по работе помогали. Не допросишься же. Улыбнулась максимально снисходительно в сторону насторожившейся общественности:
— Так они и сейчас это делают.
И вот тут заржали уже Шеф и науч.рук.
А я сидела и думала: чего мне бояться? Стесняться?
Да, я обманутая жена, которой еще и развод не дают. Но у меня внутри твердое убеждение: в отношениях или доверие есть, или отношений нет. Все.
Кстати, поэтому у нас и с Владом не сложилось.
Я ему не доверяла, потому что знала свои особенности и недостатки. Просто поверить в искреннюю любовь ко мне молодого и перспективного красавца никак не могла. Наслаждаться ухаживаниями и заботой — могла, а поверить в серьезность чувств — нет.
Дура.
Но, что уж теперь-то?
Все прошло, как с белых яблонь дым, так сказать.
О, надо же и «ошибку молодости» вниманием уважить, а то он там бормотал что-то:
— А в единственной «позорной для любой женщины связи», —
Кот побагровел и, кажется, начал задыхаться.
Глава 52
Трагедия превратилась в фарс
'Налетела грусть…
Что ж, пойду пройдусь, —
Мне ее делить не с кем.
Зеленью аллей
В пухе тополей
Я иду землей Невской…'
А. Я. Розенбаум «Налетела грусть»
На этом наше феерическое шоу можно было считать закрытым, но хвосты были подобраны не все. Уже отправленная во внезапную почетную отставку почти бывшая коллега решает, видимо, что раз «сгорел сарай — гори и хата»:
— И все же, я думаю, нужно уведомить Германа Сослановича об изменениях, что происходят у нас на кафедре в жизни сотрудников.
— Конечно, ему же больше заняться нечем, только разбирать кто с кем, когда и зачем. И сколько, да? — прилетело откуда-то из-за ряда седых начесов.
Ясно, мужики утомились и желают разойтись уже с миром, раз кровь не пускают, и сжечь никого в честь прошедшей Масленицы не вышло. А вообще — здесь награждают, и опять не их. Скучно.
Теперь многозначительно хмыкает Шеф. Очень выразительно переглядывается с Ревазом Равильевичем и жестом приглашает выступить проректора:
— У меня для вас, коллеги, невероятная новость. Многоуважаемый деятель науки и образования, наш дорогой Герман Сосланович уходит на заслуженный отдых. Отвальная послезавтра. А сейчас мы все ждем приказ о назначении преемника.
Шок.
А у меня в голове вдруг возникла мысль: истинно все к лучшему. Все правильно.
А руководство меж тем продолжало вещать:
— И это, как вы понимаете, очень тонкий момент, конечно. Вариантов масса, естественно. Мы ничего предугадать не можем, к сожалению. Поэтому просто ждем: «из Москвы пришлют», из проректоров Университета назначат, или вовсе кого-то левого из Питерской науки выберут.
Общественность ошарашена. Шушукается. Переваривает.
А когда я подумываю свалить уже отсюда да корвалола хотя бы дернуть, случается так любимая всеми и узнаваемая ситуация с «Мерлезонским балетом».
Дверь распахивается и в нее влетает изрядно взлохмаченный Ланской Владимир Львович собственной персоной.
Мы, как приличная стайка сурикатов в зоопарке, дружно застываем и таращимся на него в немом изумлении.
Чего Влад здесь делает?
Шеф сказал, что он ему все документы для защиты подписал и заверил.
— О, как я удачно зашел, добрый день, коллеги, — Владимир Львович сдувает с носа непослушную челку и кивает в пространство.
— Вот это сюрприз, однако, — тянет мой науч.рук.