Хорошее время для убийства

Грэнджер Энн

Мередит очень не хотелось его ранить. Ей в самом деле не хотелось, чтобы их дружбе пришел конец. Но в глубине души она боялась, что дружба перерастет во что-то более «значительное», как говорили раньше. Развитие отношений она вряд ли осилит. Ведь ничто не стоит на месте, и их с Аланом дружба тоже. Надо что-то предпринять. Ей тридцать пять лет, она всегда жила самостоятельно и вполне могла позаботиться о себе. Слишком поздно в корне менять стиль жизни и привязываться к другому человеку. Внутренний голос прошептал: ты не права! Привязаться можно в любом возрасте. Люди женятся или просто идут по жизни рядом. Все дело в том, что она не готова в корне менять привычное существование.

Больше

всего ее беспокоило, долго ли еще она сможет оттягивать судьбоносный миг, когда Алан, вполне справедливо, попробует привязать ее к себе. Ведь и его надо пожалеть. Нельзя без конца увиливать от важного разговора. У нее не так много близких людей, чтобы легкомысленно пользоваться их добрым отношением. Алан, похоже, тоже одиночка по натуре, но ему для счастья требуется нечто более привычное — дом, сад, спокойная жизнь (в шлепанцах, с трубкой). Возможно, сам он этого пока не понимает, но Мередит все знает наперед. Алан ей нравится — очень нравится. Более того, она его очень уважает и ценит.

— Но я в него не влюблена! — сказала она вслух.

А может, все ее рассуждения — сплошная чепуха? Самые лучшие и долговременные союзы основаны на здравом смысле, взаимном уважении и общих интересах. Любовь приходит позже. И наоборот, самая пылкая страсть выдыхается, не оставляя после себя ничего, кроме сожаления. А бывают и другие отношения, как те, которые управляли ее жизнью много лет… Бесплодные, они напрасно ранили и изводили ее и под конец превращались лишь в напрасную трату времени, чувств и налагали бессмысленные обязательства. С такими отношениями покончено раз навсегда; сейчас она, к собственному удивлению, вспоминала о них довольно редко.

Остается Алан. Пора все расставить по местам, пока события не начали развиваться стремительно и не стали неуправляемыми. Сегодня он заедет за ней вечером. Наверное, пригласит куда-нибудь поужинать. Вот сегодня она все ему и скажет. Расставит все точки над «i». Выведет его из заблуждения, лишит напрасных надежд. Приняв решение, Мередит отнюдь не воспряла духом. Наоборот, она показалась себе чудовищем. И еще ей показалось, будто она собирается совершить какой-то непоправимый необдуманный, опрометчивый поступок.

Мередит вздохнула, развернула номер «Бамфорд газетт» и увидела Гарриет. Снимок поместили на первой полосе, посередине, под заголовком:

«Смерть местной наездницы в результате трагического стечения обстоятельств».

В статье описывались события, произошедшие на рыночной площади; вкратце излагалась история бамфордского охотничьего общества, довольно бедная событиями. Бамфордские охотники оказались на первых полосах газет лишь один раз, в 1904 году, когда несколько гончих собак попали под поезд.

Мередит глянула на дату. «Бамфорд газетт» выходила еженедельно, по средам. Но, поскольку в этом году две среды приходились на официальные нерабочие дни, «Газетт» вышла утром во вторник. Трагическое событие произошло в предыдущий четверг; по меркам «Газетт», совсем свежая сенсация.

Мередит принялась рассматривать снимок. Изображение увеличили. Гарриет вместе с группой других людей позировала фотографу, скорее всего, после каких-нибудь скачек. В кепи и куртке для верховой езды. Волосы, подвязанные на затылке, каскадом ниспадают на плечи. Она смеется, вскинув руки вверх; похоже, в руках у нее какой-то приз — кубок? Непонятно, потому что верхняя часть снимка обрезана. У нее такой радостный вид! Мередит невольно вспомнила, как Гарриет упала с коня, вставшего на дыбы, и мешком повалилась на землю. Она вспомнила лужицу крови, вытекшую из-под гривы рыжих волос, бледное, застывшее лицо, открытые глаза, выражающие непритворное удивление. Непристойно.

Это было непристойно. Смерть Гарриет показалась непристойной. В ней самой было столько жизни — и эту вот жизнь отняли у нее так мгновенно и бессмысленно! Мередит внимательнее посмотрела на снимок. На заднем плане виднелись какие-то фигуры.

Да, «Газетт», видимо, выудила снимок из своего архива. Проходили скачки местного масштаба; все были в костюмах для верховой езды. Один человек — чтобы его рассмотреть, Мередит пришлось поднести газету к самому носу, — показался ей знакомым. Это был мужчина, крепкий, большой и сильный, в шлеме-каске, закрывшем верхнюю часть лица. Как будто нарочно, чтобы узнать было невозможно. Фигура Гарриет на переднем плане частично заслоняла его. Как ни силилась Мередит вспомнить его, ей это не удалось. Во всяком случае, это не был Том Фирон. Она бы узнала его смуглое, красивое лицо в любой толпе.

Мередит отшвырнула газету. Хватит с нее собственных неприятностей! Если думать еще и о том, что случилось с Гарриет, она совсем расклеится. Нужно вот что: погулять на свежем воздухе. Она схватила куртку, надела сапоги и вышла из дому. У калитки на секунду остановилась, решая, куда идти. Выгон, который в прошлый раз показался ей сырым, промозглым и страшным, предстояло тем не менее исследовать. Значит, на выгон!

Чтобы попасть туда, надо было пройти мимо конюшни. Снаружи, около ворот, стояла машина Алана Маркби, но на самом дворе никого не было. Мередит остановилась, невольно прислушиваясь — не доносятся ли из амуничной мужские голоса, не слышно ли ссоры. Но все было тихо. Наверное, они ушли в дом за конюшней. Мужчины незлопамятны и быстрее, чем женщины, забывают обиды. Наверное, они больше не вспоминают о выходке Тома в «Грозди винограда», а тем более о том, что Том испортил Маркби и Мередит встречу Нового года. Сейчас они, скорее всего, сидят в гостиной и пьют пиво. Ох уж эти мужчины! Кстати, вчера вечером Алан чуть не уехал, забыв про нее, бросив ее на тротуаре у паба! Его мысли были настолько захвачены Томом, что ее он отодвинул в своем сознании куда-то на десятое место.

Они не воспринимают женщину как нечто серьезное, вот в чем дело! — думала Мередит. Вспомнив о вчерашнем вечере, она испытала досаду. Гарриет была права, говоря, что нельзя позволять Тому взять над собой верх. Но это относится ко всем мужчинам — нельзя позволять им одерживать над собой верх. Иначе кончишь как несчастная Люси Хейнс. Сохраняй независимость, Мередит!

Занятая своей обличительной речью, Мередит не заметила, как добралась до края выгона. Она остановилась, сунув руки в карманы, и окинула взглядом расстилавшуюся перед ней пустошь.

Как здесь уныло! Может быть, летом, когда все цветет, здесь и приятно бродить. Сейчас же, зимой, выгон похож на декорацию к викторианской мелодраме. В пейзаже чувствовалось что-то зловещее. А может быть, суеверия возникают не на пустом месте? Когда смотришь на такую пустошь, невольно приходят на ум рассказы о шабашах ведьм, о ночи накануне Дня Всех Святых, когда на волю выползает всякая нечисть, о висельниках, что при лунном свете ворочаются в петлях.

— Прекрати! — вслух приказала себе Мередит. Если она будет и дальше морочить себя в том же духе, ее надолго не хватит — скоро она подожмет хвост и сбежит домой. Она решительно зашагала вперед. Ветер здесь, на плоской равнине, дул безостановочно и беспрепятственно. Трава побурела, а одиночные искореженные кусты и деревья стояли без листьев. Мередит шла по узкой колее или тропинке. На мягкой глине отчетливо виднелись следы лошадиных копыт. Наверное, здесь прогуливается Том Фирон. А прежде, может быть, и не один, а вместе с Гарриет. Вот Гарриет точно не боялась глупых суеверий.