Хорошие девочки получают все
Шрифт:
– Лорен, детка, ты расстроена, что мама заболела? Или потому что тебе придется ночевать у меня? Хочешь домой?
Она качает головой, но продолжает молчать.
Ладно. Видно, лучше отстать и подождать, пока она сама не захочет все рассказать.
– Хочешь пиццу? Я в последнее время почти не ем ничего другого. Поэтому можно со спокойной душой доводить себя до полной закупорки сосудов. Что ты думаешь насчет пиццы с двойным сыром и копченой колбасой?
Лорен поворачивается, плюхается мне на колени и начинает горько рыдать. На мгновение я замираю, затем осторожно касаюсь
– Тсс, солнышко, не плачь. Если тебе не нравится кол баса, закажем что-нибудь другое. Плохая колбаса! Заставила Лорен плакать. Плохая!
Слышу всхлипывание, сменяемое чем-то смахивающим на хихиканье, и продолжаю ломать комедию:
– Гадкая, злая колбаса! Казнить копченую колбасу! Смерть всем злобным колбасам!
Теперь девочка явно смеется, но слезы продолжают течь, мой тонкий свитер промокает.
– Кирби, глупышка, я плакала совсем не из-за колбасы! А из-за мамы.
Ну наконец-то! Я молчу, не желая перебивать ее, при этом продолжаю поглаживать по маленькой спинке. Затем спрашиваю:
– Что с мамой, солнышко? Ты грустишь, потому что она заболела? Крошка, это же просто грипп. Она очень скоро выздоровеет.
Лорен отодвигается:
– У меня зуб шатается, дайте, пожалуйста, салфетку.
Я, конечно, не понимаю смысла ее ответа, но мне ведь уже давно не шесть. А салфетка, безусловно, понадобится – лицо девочки покраснело и опухло, из носа течет. Удивительно, но это зрелище вызывает у меня сочувствие, а не отвращение, которое я обычно испытываю, увидев сопливого ребенка.
Может, есть еще надежда, что мои биологические часы когда-нибудь начнут тикать?
О нет! Не стоит об этом.
Подпрыгиваю и бегу искать салфетки. После вытирания и сморкания Лорен забирается ко мне на колени и нацеливает на меня взгляд больших голубых глаз:
– Кирби! Можете выдернуть мне зуб?
Она показывает, какой зуб нужно удалить, и я, набравшись смелости, трогаю его кончиком пальца. Слегка поддается, но не настолько, чтобы можно было выдергивать.
– Детка, он еще не готов, подожди недельку. Если хочешь, помогу написать письмо Зубной Фее, чтобы ты была во всеоружии.
Надеюсь, Энья рассказывала дочери про зубную фею. Опять я забыла с ней посоветоваться. Лорен хватает меня за руки:
– Нет, мне нужно сейчас, чтобы Зубная Фея пришла сегодня.
Хмыкнув, я слегка сжимаю ее ручки в знак участия.
– Милая, я знаю, как трудно ждать, но, может, нам лучше просто заказать пиццу и обсудить, что ты купишь на четвертак, который подарит фея?
Пытаюсь высвободить руки, но Лорен стискивает их еще крепче и качает головой:
– Нет, вы не понимаете. Когда у моей подруги Микаэлы выпал первый зуб, Зубная Фея принесла ей золотой доллар с портретом индейской принцессы.
– Золотой… а, доллар с портретом Сакагавеа? [39] Видно, инфляция коснулась и Зубной Феи. Я в свое время получала по двадцать пять центов за зуб. – Хочу улыбнуться, но мои слова вызывают новый поток слез.
Я начинаю терять самообладание. Не знаю, что делать,
– Лорен, солнышко, ну что опять? Я уверена, ты тоже получишь золотой доллар.
Даже если мне придется обойти все банки в этом городе, чтобы достать его.
39
Сакагавеа (Сакаджавеа) – индианка из племени шошонов, жившая в XIX веке. Была проводницей и переводчицей экспедиции М. Льюиса и У. Кларка.
Лорен делает глубокий, судорожный вдох.
– Это обязательно должен быть целый доллар, Кирби. Я хочу отдать его маме, чтобы ей не приходилось так много работать, а потом болеть.
На этом меня прорывает. Слезы, которых я не лила ни в старших классах, ни в колледже, когда Джули на год уехала за границу. Слезы, которых не было на моих глазах, когда хитрая сволочь Дэниел так пышно унизил меня, слезы, ни капли которых я не проронила, когда умер отец, вдруг, скопившись, разом выплескиваются наружу. Крепко прижимаю Лорен к себе, стараясь, чтобы она не увидела, как я плачу.
Я ведь сильный человек, правда?
Может, и сильный. Но шестилетняя девочка только что преподала мне урок сострадания.
Когда Лорен, умытая, с почищенными зубами и в пижаме, засыпает у меня на руках, осторожно тянусь к телефону.
– Мам, это ты? Привет. Нет, все нормально. Да, я знаю, что уже поздно. – Набираю в грудь воздуха и произношу слова, которые надо было сказать давным-давно: – Мам, я люблю тебя. Может, поговорим, если у тебя есть время?
33
Брианна
Тенор – певец-мужчина с высоким голосом. (Самые известные теноры – Хосе Каррерас, Пласидо Доминго и Лучано Паваротти)
Направляясь к мадам субботним утром, я думала о Кирби и ее тайнах. Может, «тайна» – не совсем подходящее слово, но она явно не любила посвящать по сторонних в детали своей личной жизни.
Впрочем, это ведь не мое дело, правда? Если я сама из тех, кто готов выложить первому встречному свою биографию, это еще не значит… Хотя и тут я не совсем права. Я ведь не рассказывала Кирби о том, что мой жених повел себя как полный козел, или о том, как боюсь, что он окажется копией своей пассивно-агрессивной мамаши, и даже о том, что внезапный прилив смелости, заставивший меня развернуться и хлопнуть дверью, по-видимому, иссяк.
Оно и понятно – нужно быть законченной психопаткой, чтобы говорить о таких вещах со своим боссом.
Так или иначе, меня все же интересовали загадочные мероприятия по средам. Может, Кирби все-таки занималась балетом? Представив себе грозную и беспощадную начальницу в пачке, я хихикала на протяжении всего оставшегося пути.
Мадам, как обычно, встречала меня у порога. Она едва не сорвала с моих плеч шаль, спеша втолкнуть в маленькую комнату, где стоял рояль.
– Брианна, дорогая, это просто восхитительно! Сама знаменитая и неотразимая Рената Алессандро будет сегодня твоим зрителем.