Хорошие люди
Шрифт:
— Приехала вот… — Она снова прищурилась, но на этот раз от яркого света, который вспыхнул в комнате. — Еле тебя нашла! Я Ташкент более или менее знаю, но после землетрясения еще не была здесь… Ужас! Все не то.
— Ничего, — сказал Станислав, прибирая на столе. — Все будет «то», подожди маленько. — Он не фиксировал памятью слова, которые произносил; он мог сказать сейчас, что угодно, и тут же забыть об этом. Появление Людмилы было настолько неожиданным, изумление и радость были настолько сильными, что Станислав некоторое время словно
Людмила рассмеялась:
— Неужели же я Олю в Ташкент, потащу? Во-первых, она в пионерском лагере, во-вторых, я в служебной командировке, — Людмила постреляла глазами по сторонам, а потом остановила взгляд на лице Станислава: — Ты пополнел.
— Разве?
— Очень. Такой солидный. А ты знаешь хоть, как я тебя нашла?
— Ума не приложу.
— В справочном бюро узнала.
— Неужели в справочном бюро дают адрес?
— Конечно. Только надо знать фамилию-отчество и год рождения.
— А ты знала?
— Твой-то?
— Странно, — сказал Станислав. — Кого угодно ожидал, но только не тебя…
— Я тоже… То есть, я хочу сказать, что тоже не ожидала, что ты окажешься холостой. Я очень боялась, что у тебя есть жена.
— Почему?
— Очень, очень боялась. Думаю, приеду, а твоя жена откроет дверь и спросит: «Что надо?» Со стыда сгоришь!.. Я ведь не знала, что это общежитие.
— Кофе хочешь?
— Хочу, если можно…
— Почему же нельзя?.. — И уже более спокойным тоном Станислав спросил: — В командировку, говоришь?
— На десять дней.
— Зачем?
— Обмен опытом.
— С кем?
— В Ташкенте есть комбинат такой. Текстильный. Может, слышал?
— Кто о нем не слышал.
— Вот с ними… Приехали пять наших лучших работниц.
— Значит, ты лучшая?
— Значит так, раз послали…
— Как дочь поживает?
— Если бы ты видел, какая она стала! Мне с ней иногда очень трудно разговаривать, больно серьезные вопросы задает. А что будет, когда она станет полностью взрослая?
— Оля — очень умная девочка. Это было заметно уже тогда, когда она почти не умела говорить… Чем хоть она увлекается?
— Мотоциклами.
— Чем? — Станиславу показалось, что он неправильно понял ответ Людмилы.
— Мотоциклами, — повторила та. — И вообще техникой. Но на мотоциклах просто помешалась. Купи, говорит, который самый дешевенький… А я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Ну как же! Это же смертники — мотоциклисты!.. Недавно около нашей фабрики, — помнишь, там такой поворот опасный, и никакого светофора, — так вот, на том самом месте мотоцикл в машину врезался… Страх, что было!
— Случайность, — сказал Станислав.
— Мне не надо таких случайностей. Я хочу быть спокойна за свою дочь.
Больше Станислав не знал, о чем спрашивать гостью. На смену радости, которая захлестнула его в первое мгновение, пришла скованность.
— Как твои… зубы? — поинтересовалась Людмила.
— Нормально.
— А
— И рука.
— Я очень рада… Я тот раз очень испугалась, думала, что у тебя это останется навсегда… Извини, меня, Стасик, ладно?
— Я давно забыл.
— Зато я не могу забыть. Как вспомню — так прямо злая становлюсь! А ты где работаешь?
— В деревообработке.
— Наверно, начальник уже?
— Такой же, как и был. Бригадир.
— Все равно начальник… А помнишь, как ты уезжал в Учкент?
— Помню.
— А помнишь…
Они пили кофе и вспоминали ушедшие дни и совместную жизнь. Когда-то Вениамин утверждал, что человек всегда грустит по прошлому; Вениамин предсказал, что настанет время — и Станислав будет грустить по армии, по армейской службе. Так оно и вышло. Станиславу хотелось сейчас снова вернуть те годы, когда он был всего лишь рядовым солдатом и мог по выходным ездить к Людмиле в гости. Иногда даже катастрофы, случившиеся с нами в прошлом, начинают казаться в наших воспоминаниях смешными происшествиями, в которых не мешало бы снова принять участие, потому что случились они в прекрасной и ушедшей юности…
Людмила вспомнила о пожаре, во время которого она впервые увидела Станислава, а Станислав почувствовал грусть и желание вернуть этот день. И чтобы пожар был, и чтобы снова чей-то голос — а это был голос Людмилы — крикнул ему: «Солдат, спасите ребенка!»
— А потом я тебя встретила, когда ты ел мороженое в кафе. Мне сначала показалось странным, что солдат любит мороженое… Потом я смотрю, а это, оказывается, тот самый солдатни, который тогда на пожаре… Ну и…
Словно и не было этих долгих лет разлуки. Людмила осталась такой же красивой, веселой и разговорчивой. Станислав любовался ее улыбкой, наслаждался ее голосом, смотрел ей в глаза и знал, что и Людмила испытывает примерно те же самые чувства.
— Сказать тебе секрет? — спросила она.
— Скажи.
— Я очень, очень, очень жалею, что мы с тобой разошлись. Честное слово, Стасик! — Она покраснела. — Только ты ничего не подумай, ладно?
— Чего я должен думать?..
— Дильдор Аскаровна правильно мне говорила: дура ты… Она, правда, не так говорила, но все равно… А почему ты не женился?
— Нет подходящей невесты.
— В Ташкенте-то? Да тут на одном Текстильном такие девчонки!..
— То — девчонки…
Людмила снова повела взглядом по комнате:
— Значит, так и живешь?
— Так и живу.
— А помнишь…
Наверно, она хотела снова уйти в воспоминания, но вспоминать было больше нечего. Да и настроение у обоих изменилось. И Людмила, и Станислав поняли вдруг, что встреча подошла к концу, что Людмиле пора уходить. В комнату то и дело заглядывали. Пришла дежурная; попросила для чего-то ключ.
— Пожалуй, мне пора, — сказала Людмила, вставая и непонятно улыбаясь. — Проведала — и ладно.
— Я тебя провожу.
— Не нужно. Я Ташкент знаю.