Хорошие люди
Шрифт:
— Все равно.
Они ехали трамваем до Саперной площади, болтали о пустяках и были более далеки один от другого, чем полчаса тому назад.
— Обязательно передай привет Оле и Дильдор Аскаровне.
— Конечно!
На Саперной Людмиле надо было пересесть на одиннадцатый номер. Они долго стояли на остановке — трамвая не было. В полусумраке лицо Людмилы было более юным и более родным. В самый последний момент, когда Людмила вошла в вагон, она сказала фразу, удивившую Станислава:
— А Костю снова забрали!
Трамвай дернулся и поехал.
— Стасик, до свидания!..
Костю снова забрали!
Значит,
Станислав продолжал стоять на остановке, переживая мгновенно вспыхнувшее в душе чувство жалости. Значит, Людмила снова одинока! Неужели в этом мире нет счастливых людей? Жалость стала еще больнее, когда Станислав остался один у себя в комнате общежития; он мысленно вернулся в годы совместной жизни с Людмилой, начал раскладывать по полочкам ее и свои поступки, пытался даже ответить на вопрос, почему у него с Людмилой не было своих детей. Возможно, если бы в те времена у Оленьки Обуховой появилась маленькая сестренка или братишка… если бы союз Людмилы и Станислава был закреплен подобным образом, стала бы Людмила поддерживать связь со своим «рецидивистом»? И пошла бы она на тот разрыв со Станиславом, который произошел?
И вот — Людмила снова одна.
Станислав не знал, надолго ли «забрали» Костю, но решил: видимо, надолго, иначе Людмила не стала бы об этом упоминать.
Мелькнула мысль и о том, что Людмила может прийти еще — ведь она в Ташкенте.
Но этого не случилось — ни через день, ни через два. Станислав поехал однажды в район Текстильного комбината, хоть и не мог бы сказать, зачем он это делает. Он долго стоял на конечной остановке и ждал, что Людмила вот-вот появится здесь, закончив свои дела на комбинате. Но — безрезультатно. Много раз порывался Станислав уйти, уехать вон с тем трамваем… или с этим вот… Но — оставался на месте. Все ему казалось, что Людмила вот-вот придет, что она появится на остановке именно в тот момент, когда трамвай увезет Станислава отсюда.
Станислав понял, что Людмила Обухова по-прежнему дорога ему. Поначалу он решил, что такое чувство появилось под впечатлением неожиданной встречи и что оно пройдет, как только Людмилы не станет рядом. Но — нет: Людмила по-настоящему дорога ему, как бывает дорог сердцу родной человек. Он осознал это в последние после встречи дни и, возможно, его желание увидеть свою бывшую жену родилось благодаря именно этой осознанности. И когда Станиславу не удалась его попытка встретить Людмилу на конечной остановке, он вновь обвинил себя в суетности. «У Людмилы есть муж, который рано или поздно вернется… Как это уже было однажды… Не суетись! Людмила — чужая жена, по-настоящему чужая…»
Еще он говорил себе: по-моему, ты не хочешь снова жениться на этой женщине, правда? Она тебе дорога, но ведь ты хорошо понимаешь, что пожара не повторить.
И все-таки, пока не истекли десять дней после того, как Людмила побывала у него в общежитии, Станислав надеялся на новую встречу с ней. Десять дней — это был срок пребывания Людмилы в Ташкенте. А ведь Станислав не знал, когда Людмила навестила его — в первый день своей командировки или в последний?
И когда Станислав потерял надежду на новую встречу с Людмилой; когда спокойная и «неподвижная» его жизнь вошла в свое обычное русло, он нет-нет, да и стал задумываться над тем, была ли у Людмилы какая-нибудь конкретная цель, когда
«Молчи!» — приказал себе Станислав Вахтомин.
Ты должен понимать, что, как бы ни было сейчас Людмиле плохо, ты не сможешь заменить ей мужа на то время, пока ее Костя сидит в тюрьме. С тобой однажды случилось такое: ты заменил.
В том же году в декабре в Ташкенте появился новый гость. Это был Вениамин Барабанов. Как в свое время и Людмила, Вениамин пришел в общежитие строителей под вечер, открыл дверь и, увидев валяющегося на койке друга, крикнул:
— Подъем! — Станислав не успел возмутиться, не успел встать на ноги, как Вениамин шагнул в комнату и добавил тем же веселым голосом: — Дрыхнешь, Стас? В такой день? Здравствуй!
— Привет! Ты меня испугал… Откуда ты свалился?
— С неба.
— В командировку?
— И притом в длительную.
— Обмен опытом?
— В одностороннем порядке. Будут учить меня. Мне пока отдавать нечего.
— Какие-нибудь курсы? — поинтересовался Станислав.
— Курсы, да не какие-нибудь, а ВЭПЭША. Слышал о такой организации?
— Все-таки курсы, хоть и высшие, — настойчиво повторил Станислав. — Я почему-то думал, что ты сбежишь с партийной работы.
— Чушь. — Вениамин сел на стул и закинул ногу на ногу. — Я тебе, кажется, писал, что значит для меня эта работа…
— Курсы заочные?
— Да… А ты все шатаешься по общежитиям? Не надоело?
— Надоело, а что делать? Надо же где-то жить.
— Остался бы тогда в Учкенте, я бы тебе показал, как надо жить.
— А, ну, в этом смысле я и сам знаю, как надо жить. Я не белоручка.
— Что ты имеешь в виду?
— В смысле заработка… и так далее.
— Ошибаешься. Я имею в виду, что в Учкенте тебе пришлось бы вкалывать с полной отдачей.
— Я и здесь стараюсь.
— Все равно! Ты остановился.
— Я бригадир… — слабо защищался Станислав. Он хотел испытать на друге довод, которым не мог убедить самого себя.
— Прекрасно! Но и бригадиром ты уже был… Помнишь?
— Давай без воспоминаний, — попросил Станислав. Ему не хотелось возвращаться назад, хоть и мысленно. — Скажи лучше, как ты живешь.
— Я — хорошо. Привет от Шуры. Помнишь ее?
— Как же! Хорошая у тебя жена.
— Двух девочек родила мне. Близнецов.
— Как?! Когда?
— Разве ты не знаешь? Я тебе писал.
— Не писал.
— Двух девочек…
— Поздравляю!
— Вот. А ты все мечешься. Не хочешь ехать в Учкент — езжай в свою деревню. Женись на Ольге.
— На какой Ольге? — не понял Станислав.
— Вот! — Вениамин хлопнул в ладоши. — У тебя что, склероз? Какая стадия?
— Ты имеешь в виду…
— Вот именно, Стас, я имею в виду. И ты один, и она одна. Что вам еще надо? Я думаю, чужой ребенок тебя не смутит…
— Какой ребенок?
— Ольгин же!
— Ребенок не смутит, — снова думая о другом, медленно проговорил Станислав.