Хорошие парни не пьют коктейли
Шрифт:
– Есть ли за мной вина, не знаю, но виновным себя не ощущаю, – прислушавшись к ровной пульсации своих мыслей, сказал я. – Только Иннокентий – это не моё имя.
– Ну и что? – принцесса чуть наклонила голову и свела-развела плечи как тогда, перед штурмом башни. – Бабулю, знаешь ли, тоже не бабулей зовут. Я буду называть тебя Кешей. Если не нравится, то тебя тут никто насильно не держит, можешь идти на все четыре стороны.
– Сторон больше, чем четыре. И идти сразу на все стороны не получится, только на какую-то одну.
– Ой, Кеша, не придирайся к словам и вообще не будь занудой, – принцесса подняла
– Пьющие коктейли, – я не собирался перебивать принцессу, но слова самостоятельно пробили себе путь сквозь слои моего тела, разжали сомкнутые челюсти и вырвались изо рта.
– Коктейли? – принцесса приподняла одну бровь как тогда, когда я выразил сочувствие. – Если коктейли безалкогольные, то пусть пьют на здоровье.
– Хорошие парни не пьют коктейли, – фраза выскочила из меня, как высвободившаяся пружина из разбитых часов.
– С безалкогольных коктейлей парни переходят на слабоалкогольные, а потом моргнуть не успеешь, как их недельным рационом и пределом мечтаний становится ящик водки – ты это хочешь сказать?
Я пригляделся к своим желаниям и не обнаружил ни одного: – Нет, я не хочу этого говорить.
– Тогда пей чай, ешь торт и будем спать ложиться, уже поздно, – принцесса широко зевнула и потерла глаза достаточно настойчиво, чтобы они порозовели.
Стол с клетчатой скатертью и льющим свет абажуром сменились кроватью и сумраком. Я лежал между принцессой и Бегемотом, смотрел в потолок и не мог понять, действительно ли я его вижу. Может быть, мне только кажется, что я вижу потолок, потому что это естественно – если лежишь в кровати и смотришь вверх, то что ещё увидишь? Всё просто, пока не начинаешь задавать вопросы. Например, с чего я так уверен, что смотрю именно вверх? Ведь точка отсчета – линия горизонта, которую я сейчас не вижу. Я потерял её из виду так же, как родительский дом. Поэтому я могу только предполагать, что верх там, где я его чувствую, и верить своим предположениям и чувствам. Но насколько они надежны? Принцесса научила меня оценивать явления, не опираясь на фундаментальных мертвецов, но… Что если этот урок лишь иллюзия опыта, и мне лишь чудится, что я чему-то научился? Возможно, бабуля принцессы мне показалась человеком, а не растением, из-за того, что мои настройки безнадёжно сбились? Или, что хуже того, принцесса всего лишь показалась мне красивой, а на самом деле…
– Тоже заснуть не можешь? – своим вопросом как плотиной принцесса перекрыла поток моих беспокойных мыслей.
– Я не могу не сомневаться в потолке, – столкнувшись с преградой, мысленный поток повернул вспять. – Вроде бы потолок над головой – это настолько банально и очевидно, что не стоит никакого внимания. Но если сфокусироваться на нем, то… Это даётся слишком просто. Как будто кто-то подсовывает тебе потолок, чтобы ты не заглянул дальше, чтобы не увидел того, что находится за ним. Потолок – он как мираж, ширма, скрывающая нечто настоящее.
– Кеша, если бы я была сияющим Буддой, то я бы открыла твой третий глаз, чтобы ты узрел и понял, что нет не только потолка, но и чего-то настоящего, что он мог бы скрывать. Но быть сияющим
– Получается, если мне кажется, что ты красивая, то не стоит пытаться заглянуть за эту красоту, потому как там может прятаться нечто, чего я бы не захотел обнаружить у себя на голове?
– Иннокентий, я тебе сейчас башку оторву, чтобы ты раз и навсегда усвоил основополагающую истину – я красивая. И точка. Никаких «если» и «кажется». Заглядывать мальчикам можно только туда, куда девочки им сами соблаговолят позволить. Ты думаешь, бани и туалеты у нас делятся на женские и мужские, дабы защитить нежных мужчин от опустошающих и оскверняющих их душу зрелищ, которые они захотят развидеть, да не смогут? Так вот нет, дружочек, всё ровно наоборот. Туалеты и бани – это своеобразные элементы женской одежды. Под одеждой женщина обнажена так же, как в туалете или в бане. Удел любого настоящего мужчины в том, чтобы стремиться к обнажённой женщине. И только женщина решает, что дать мужчине – щелчок по носу или обнажённую себя.
– Выходит, что нет такой женщины, которая сидя на унитазе не понравилась бы мужчине?
– Кеша, ты правда дурак или прикидываешься. Нет такого замка, к которому бы не подошёл ключ, как думаешь, а?
– Я думаю, что возможны варианты – какой-то ключ подойдёт. Может быть, несколько ключей. Но если взять один конкретный замок и все ключи со всего мира, то…
– Так вот вообрази себе такой замок, который способен сам решать, подходит ему конкретный ключ или нет. И совершенно не важно, что этот замок запирает – сейф с сокровищами, баню или туалет.
– Прости, я запутался. Ты уже оторвала мне башку или ещё нет? – я ощупал свою голову. Она была на месте, но вместе с тем как будто отдельно от меня. То, о чём говорила принцесса, моя голова отлично понимала, а весь остальной я – нет.
– Уже, ещё – какая пошлость. Сводить всё к прошлому и будущему – самое трусливое и безответственное, на что способен человек. Здесь и сейчас, только здесь и сейчас происходит всё важное. И только признав единственность момента, в котором ты живёшь, взяв на себя ответственность за этот момент, ты будешь по-настоящему жить.
– То есть, ты отрываешь мне башку в настоящий момент?
– Да. И пока я в процессе отрывания твоей глупенькой головёнки, ты будешь жив. Так что молись, чтобы мне этот процесс подольше не надоедал.
– Но когда-нибудь ты устанешь и уснёшь. Что тогда будет со мной и моей головой?
– О, не волнуйся, во сне я отрываю головы ещё яростнее, чем наяву.
– Это странно, – сказал я и тут же подумал, что могу ошибаться. Если странный я сам, то те вещи, которые кажутся мне странными, в действительности должны быть совершенно нормальными и наоборот.