Хождение в Москву
Шрифт:
Верхолазы сообщили мне только то, что они слыхали от стариков, тех, кто раньше работал на их месте. Слушаю легенду наших дней:
– Когда инженер Шухов умирал и завещал башню народу, он говорил: башня простоит 50 и 100 и 200 лет, если ее будут клепать, а не сваривать.
Видите заклепки? (Черные круглые выпуклости легко различаю на металлических фермах.) Делали так: поднимали жаровню, раскаляли заклепки и клепали все наверху...
Эти слова дополняет рассказ очевидца - комиссара строительства Ф. Коваля:
– Работа на Шаболовке
В лютую зиму 1921 года при сильном морозе одежда верхолазов, находившихся на высоте от 25 до 150 метров, леденела.
Когда смотришь на башню, не думаешь о том, что составляет ее шесть гиперболоидов, не думаешь о геометрии, а думаешь об искусстве. Блистательный инженер Владимир Шухов, всю жизнь создававший котлы, клепаные баржи, нефтехранилища, вдохновленный башней, превратился в художника-творца.
Вместе с мачтмейстером Николаем становлюсь в клеть. Раздается команда "вира", и трос наматывается на вал лебедки.
Наш лифт, поднимаясь в небо, поравнялся с бровкой Воробьевых гор, дугой трамплина. Пока я следил за юго-западной стороной, город предстал отовсюду. Теперь можно легко сосчитать шесть ярусов башни. Они разделили всю Москву на шесть круговых панорам: верхней досталось только небо, нижней - дома Шаболовки. Зато на четырех других изображен по вертикали, как на старинной картине, весь необъятный город.
Неловко восклицать и восторгаться, стоя рядом с малознакомым человеком. Но он понимающе смотрит на меня, молчит, стараясь не отвлекать от того, что он может видеть каждый день, а другие никогда.
– Интересно отсюда смотреть, когда вечером зажигаются огни или когда утром восходит солнце...
Николай много лет смотрит на Москву с высоты. До этого он много лет мечтал о том, чтобы вот так запросто подняться на вершину башни. Он увидел ее впервые вместе с московским небом в тот миг, когда его вынесли из родильного дома, стоящего рядом с башней. Николай увидел башню в перевернутом виде, как все новорожденные. И сейчас он часто видит ее перевернутой - сверху вниз, когда висит в люльке, поглядывая сразу и на свой родильный дом, и на свой отчий дом. Домам ничто не угрожает. Башня стоит неколебимо. Ее наклон всего 6 сантиметров - почти за полвека.
Когда-то башня Шухова тросами была связана с другой деревянной мачтой. Николай помнит, как однажды перед войной в плохую погоду зацепился за трос между ними почтовый самолет. Самолет упал, башня не пострадала.
Мальчишки соседних домов, среди них и Николай, прибегали в детстве играть к ней и просили старого мачтмейстера Назаренко показать Москву с высоты. Назаренко учил потом Николая профессии верхолаза. А теперь дети Николая просят поднять их ввысь.
Верхний ярус сливается своим цветом с небом. Сейчас он сохнет, и мне за воротник падает пара белых капель.
Тучи нависают низко со всех сторон, но дождя
– А на Чукотке дымки нет, - вдруг говорит верхолаз, служивший там солдатом.
– Говорят, кислорода там не хватает, и холодно, и ночь - а мне нравится. Воздух чище. Охота какая! Грибы, ягоды - вот только высоты нет...
Мы зависли над самой вершиной. Но клеть не болтает. Ветер проскальзывает сквозь широкие окна ферм. Поднимали как-то сюда, наверх, бутылку с водой. Бутылку не сдуло, поверхность воды чуть-чуть всколыхнулась. Единственный враг - коррозия. Поэтому красят башню. Раньше в черный и желтый цвета. Сейчас - по новому стандарту - в белый и оранжевый.
И краски города меняются. Белые панели наложили на каркас гостиницы "Россия". Голубеют дома-исполины на Арбате. Сначала хочется узнать старых знакомых: высотные здания, купол Театра Советской Армии. Но потом уже нет охоты рассматривать картину по частям.
Мне, может быть, никто не поверит, но город вдруг стал розовым. Я присмотрелся: красные кирпичные стены сливаются с желтоватой плиткой новых домов, позолота куполов - с белыми стенами башен, зелень листвы - с синевой воды; все это замешано на дымке и излучает розовый цвет.
Смотри не смотри - не запомнишь всего. А как хотелось бы закрыть газа и видеть всегда то, что вижу сейчас: Москву, ее звезды, извилистую Москву-реку и висящий над ней Крымский мост, такой же красивый, как Шухова башня.
А на другом, северном краю города, прямо против нас выросла телебашня в Останкино. А как же старая вершина, откуда начались первые телепередачи, откуда вещала самая мощная радиостанция имени Коминтерна? Ей нашлась работа и тогда, когда эфир прорезали лучи останкинского небоскреба.
Но даже если когда-нибудь работы на Шаболовке не окажется, башня Шухова останется стоять как памятник, воздвигнутый Москвой в 1922 году, холодным и голодным временем, как память о том, что не хлебом единым жив человек.
"Майна!" - прозвучала команда мачтмейстера. Лебедка раскрутилась обратно, клеть пошла вниз, и занавес над Москвой опустился.
ДВА ДОПОЛНЕНИЯ К РЕПОРТАЖУ
Циркуляр № 25/366
Первое дополнение взято из старого бюллетеня Народного комиссариата почт и телеграфа № 18 за 1922 год, где опубликовано циркулярное распоряжение № 25/366. Строки циркуляра сложены в честь героев-строителей. Вот полный текст этого документа:
"На Красную доску
При постройке башни на Московской Шаболовской радиостанции в период 1919-1921 гг. рабочие-строители этой башни, несмотря на ненормально получаемый паек и одежду, ревностно выполняли и довели до конца порученную им работу, сознавая исключительное значение строительства башни. Даже в тяжелые моменты, будучи совершенно голодными и плохо одетыми и невзирая на жертвы, происшедшие при крушении башни, эти рабочие, воодушевляемые своей комячейкой, непоколебимо остались на посту.