Хождение в Москву
Шрифт:
За такой героизм и сознательное отношение к своим обязанностям нижепоименованные товарищи заносятся на Красную доску:
Инженер-изобретатель В.Г. Шухов, мастера и рабочие А.П. Галанкин, И.П. Галанкин, А.С. Федоров, А.К. Сычев, Малышев, братья Смирновы, Воронин, Гусев, Казаков, Власов, Шмельц, Каманин, Петрушин, Анисимов, Сукманов, Варенышев, Орлов, Лебедев, Филатов, Ланин, Туманов, Сергеев, Мохов, Петрушков, Мусатов, Ухорцев, Шван, П. Галанкин".
Письмо Н. Галанкиной
Второе дополнение - письмо дочери А.П. Галанкина, чье имя занесено на Красную
"...Было это давно, в девятнадцатом году. Отец мой, Александр Галанкин строил вместе с известным инженером В.Г. Шуховым знаменитую радиобашню на Шаболовке. Отец сидел часами над проектом Шухова, разрабатывал чертежи, подбирал рабочих, доставал металл. А тогда не только металла, ткань простую достать очень трудно было. Помню, когда уже секции монтировали, отец для сигналов придумал какую-то систему флажков. А вот материи для флажков нигде достать не мог. Сидели мы с ним вечером, он спрашивает:
– Соседка наша в красной кофте ходит?
Я и ответить не успела, а он уже побежал. Возвращается с кофтой. Была она не совсем красная, в какую-то горошинку. Отец ее на свет посмотрел и начал на флажки резать.
– А что с горошинками - это ничего. Они совсем незаметны будут.
Жили мы за Преображенской заставой, трамваи не ходили, и отец каждое утро отправлялся через всю Москву на велосипеде. Каждый день, зимой и летом, - и так два года подряд. А башня, самое высокое тогда сооружение в стране, росла.
Отец приезжал с работы усталый, ужинал и снова садился за свои бумаги. Иногда брал в руки гармошку. Учился играть. Решили они с рабочими устраивать концерты. Кто-то из рабочих сказал, что без гармошки ничего не получится. Отец и купил гармошку. Потом о концертах галанкинской артели много говорили.
Когда башню закончили, отец взял меня с собой. В тот день он проверял ее в последний раз. Мы влезли с ним в какой-то деревянный ящик, отец махнул рукой, закрутились барабаны лебедок, и мы медленно поднялись вверх. Оба молчали. Я взглянула на отца и поняла, что не было у него минуты счастливей, чем эта. Я даже не могу описать, какое было у него выражение лица, хотя отлично все помню. Светлое - наверное, это будет самое точное слово. Позднее в дневнике отца мы нашли слова: "Это башня отняла у меня полжизни, но и дала радости на всю жизнь".
ОСТАНКИНСКАЯ БАШНЯ
Она выше всего, что построено в Москве. Прежде чем подняться в небо, строители спустились под землю. 31 августа 1960 года экскаваторщик Иван Глотов зачерпнул ковшом своей машины первый куб останкинской земли.
Меньше чем через месяц в землю уложили первый кубометр бетона. Это произошло 27 сентября 1960 года, когда журналисты всего Советского Союза хронометрировали сутки, создавая летопись дня мира.
Но вдруг работы прервали, и ученые начали дискуссию: выдержит ли фундамент без свай полукилометровую башню весом в десятки тысяч тонн?
Решили на всякий случай укрепить фундамент.
Напряженный железобетон, по расчетам, должен выстоять века. В этих веках - годы жизни главного конструктора
Какими железными объятиями схвачен фундамент, уже засыпанный землей, вижу внутри конуса башни. Откуда-то сверху спускается стальной трос, толстый, как корабельный канат. Не только фундамент, но и вся башня внутри бетонного стакана стянута тросами.
Стакан - не то слово. Внутри башни, пока ее еще не заполнили шахты лифтов, как в стенах высочайшего собора с нерасписанными стенами, тишина и величие.
...Башня растет даже в самые лютые морозы. В это трудно поверить. Но, попав в стены башни, забываю, что на дворе холодно. Свет, тепло. Пахнет битумом, штукатуркой - всем, чем пахнет при сооружении жилого дома. Так и есть: в конусе башни, по существу, многоэтажный дом телецентра.
Кухня ресторана - самого высокого на земле - располагается у подножия, на отметке 43 метров. А столики - на высоте 328 метров. Если учесть, что лифт движется со скоростью 7 метров в секунду, то официант сможет подать закуску на стол через минуту после того, как ее отправят наверх.
Побывать на строительстве башни, не поднявшись на вершину, все равно что увидеть новейший самолет и не полетать на нем.
Лететь на высоте 250 метров неудивительно. Но стоять, не слыша рева моторов, стоять на четвертькилометровой вершине так же удивительно, как летать на небывалой высоте.
Лифт поднимает смену монтажников не спеша. В проемы башни видна Москва. Сначала крыши Останкино, затем верхушки деревьев и, наконец, только небо. Здесь и находится самая высокая строительная площадка города. От ветра людей спасает брезентовый шатер, похожий на цирк шапито. Сверху совсем уж как в цирке - светят прожекторы.
Разобраться в том, что вокруг тебя, без сопровождающего трудно. Среди сплетений арматуры выделяется мощная железная опора.
– Нога, - уважительно говорит бригадир монтажников, поднявшийся сюда с земли на этой ноге-опоре.
Таких ног всего шесть. Три нижние опираются на затвердевшие края башен, а три верхние сменяют их, когда крепнет свежий бетон в опалубке, которой наращивают высоту башни. Высота опалубки равна 5,25 метра. Шагами такой длины и поднимается башня в небо.
Вдруг ветер распахивает дверь шатра и вталкивает человека. Успеваю заметить, что он в такой же брезентовой робе, как у всех монтажников, но в голубой каске.
На помощь голубой каске бросается дюжий парень, и вдвоем они закрывают дверь. В небесного цвета каске - девушка, у нее голубые глаза.
В руках лаборантки Елены Сивачевой два термометра: один - для погоды, другой - для бетона. Так же, как пробу погоды, берут пробу бетона. Его прочность внизу башни уже достигла проектной марки - "400".
Дверь на смотровую площадку, подпираемая потоками воздуха, будто на замке, не поддается сразу. С трудом перешагиваю через порог и словно попадаю в трубу, только аэродинамическую.