Хождение за три неба
Шрифт:
— Слушай! А ты на русский язык перейти можешь? И на голосовое управление, а? А если не знаешь — скачай у искина на базе.
Короткий звон, потом ещё целая серия звоночков — видимо, связался всё же с Ломом, — и сразу: «Принято, перехожу на русский язык и управление голосом».
— Ну, вот! Так будет совсем замечательно! И это… говори, пожалуйста, мужским голосом, Шарик!
— Принято. — Ого, вот это тембр!
— Шарик, ты что меня спросил, ну, раньше?
— Установите маршрут до конечной точки и скорость перемещения.
— Это как в лифте, что ли? Нажать на все нужные кнопки — и только потом «Ход»? А что там со скоростью?
— Выберите
— Ну, давай до первой станции — быструю… Там остановимся, я огляжусь. А потом — вот сюда. Мгновенно. Там тоже осмотрим вокзальчик и дальше поедем… К дедушке в гости… Шарик, а ведь ты можешь быть невидимым?
— Да. — А попроще-то в шарике мозг заложен. Просто мозжечок какой-то. С Ломом не сравнить. Ну, да. Мощный сервер какой-нибудь и компьютер в автомобиле — это разные, конечно, компьютеры.
— Тогда давай так — вот в этой точке и станем прозрачными… А потом — сюда. На базу. Там я задержусь, наверное. Впрочем — посмотрим. Ну что? Поехали?
И мы тронулись.
Раньше я считал, что шарик обходит маршрут за сутки. Потом понял, что это не так. Но полностью в движении этих трамваев я так и не разобрался. Оказывается, шарик мог мчаться очень быстро. Очень и очень быстро. Выглядело это примерно так. Шарик тронулся, свет померк, и наступила темнота. Буквально через несколько ударов сердца темнота стала редеть, и я увидел…
Я увидел большую пещеру. Естественную пещеру, это очевидно. Следов вмешательства человеческих рук я пока не разглядел. Или не заметил. Шар светил довольно ярко, и видно всё было хорошо. Огромный подземный зал. Довольно чистый. Я не имею в виду, что был паркет. Нет — везде камень, иногда — крупный песок. Но нет воды, жидкой грязи, помёта летучих мышей, в конце концов. Та-а-к, а вот это интересно. Это похоже на тропинку…
— Шарик, а ну, давай туда! Вон, по тропиночке давай.
Шар плавно двинулся вперёд, обходя большие камни. Да, тропа! Теперь можно сказать точно. Точнее — специально сделанная дорожка. Но — нехоженая. Сразу вспомнилось: «Там, на неведомых дорожках…», как там дальше-то? Впереди что-то блеснуло. А вот и человеческие следы… А вы как думали! Не гномы же… Даже гномы не смогли бы установить в конце дорожки огромную, круглую, блестящую всякими штурвалами и запорами, металлическую дверь. Такие высокотехнологичные двери я видел только в фильмах. Когда бандюганы взламывали банковские хранилища. Или на полигоне, в подземном командном пункте. Но там они были скромнее и покрашены были обычной шаровой краской.
— Шарик, стой! Я должен эту штуку осмотреть.
Приготовив камеру, я выбрался из шара. Песок под ногами приятно скрипел и упруго сопротивлялся ступням. Взял общий план на пещеру, прошёл объективом по дорожке и перевёл его на дверь. Отснял всё, медленно, не пропуская деталей. Потом поставил камеру на паузу и подошёл к массивному металлическому щиту. Так, вроде бы всё понятно. Инженерная мысль, она, что у нас, на Земле, что там, в космосе, идёт по своим законам. И наши бы так сделали. Крутишь вот этот штурвальчик, потом поворачиваешь эти кремальеры и… А это что такое? Передо мной, немного ниже, чем мне было бы удобно, на металле люка был расположен… наглазник, а? Ну, что-то вроде маски для подводного плавания, только прикреплённой к броне. Я плюнул на осторожность, согнулся и приник к нему лицом.
Да-а… Поздравляю вас, Афанасий! Вы, первый из землян, имеете честь любоваться пейзажем иного мира!
Пейзаж
Сердце сладко заныло. А что, если выйти в него вот так — просто, в любимом камуфляже, с родовым штандартом в руках? Что значит — нету штандарта? Нет, так будет, когда понадобится! И воткнуть славное знамя предков в дёрн? И громко прокричать: «Эй, планета! Нарекаю тебя… потом придумаю, как… И объявляю тебя своей собственной планетой! Ты слышишь? Ты рада?»
По кронам деревьев прошёл порыв ветра, и они согласно кивнули мне. Сердце билось часто-часто. Я вытер рот рукавом, чтобы слюни не текли, ещё раз с любовью и сожалением посмотрел на дивный мир, пожужжал на него камерой, и пошёл обратно… Мечтать не вредно, но не сейчас… Сейчас у меня ещё два вокзала осталось. Надо бы и их посетить.
Однако — облом-с! На следующей станции Шарик тревожно мигнул красной вспышкой, звякнул и сказал: «Опасность! Атмосфера не пригодна для дыхания человека! Смертельная опасность!»
Это я уже и сам понял. Пещеру заливал зеленоватый туман. Точнее — дымка. О том, что она смертельно опасна, вон те ребята, кажется, догадались слишком поздно. Или не сумели заставить шар говорить по-русски.
Передо мной, метрах в трёх-четырёх, лежали три трупа. Точнее — три скелета. Шестьдесят лет ведь прошло. В знакомых армейских маскхалатах, с ранцами и двумя длинными, увязанными в толстые колбасы, мешками для десантирования. Рядом с одним трупом на земле валялся хорошо узнаваемый автомат Калашникова. Первого выпуска. Он был покрыт пылью и изъеден ржавчиной, но это был, безусловно, он.
Вот я и нашёл Костиного отца… Настроение стремительно падало, в груди была пустота. Хотя… Хотя — была же первая дверь! А групп наших бойцов ведь было две! Может?.. Может. Но это — потом. А сейчас…
— Шарик, подойди к тем телам поближе. Достаточно, стой! Дай свет! Больше света!
Я встал и склонился перед павшими бойцами. Мир вашему праху, ребята! Я вернусь… Мы вернёмся! И мы предадим вас земле. И поставим памятную плиту. Вы были первыми. И вы шагнули за грань… Кто же знал, что это была грань между жизнью и смертью? Спите спокойно, друзья, спите спокойно…
— Шарик, убери свет… Весь убери. Я немного посижу… А потом — следующая точка.
Подвал архимага я проскочил, не останавливаясь. Притормозил только немного ход Шарика. Не было никакого желания участвовать в экскурсии после увиденного. Подвал был пуст, узнаваем, такой, каким я его и видел на голограмме. Более обширный, конечно. Освещённый этими искусственными факелами, с тремя столами, уставленными древней алхимической аппаратурой. У стен стояли стеллажи с огромными фолиантами и свитками. На стенах висели карты, таблицы, схемы какие-то… Потом. Всё потом. Я даже не снимал. Мы ещё с дедом встретимся, надеюсь. Не сейчас…