Хозяин берега
Шрифт:
Настоящая браконьерская база, подумал я.
— А где тут тайник нашли?
Не говоря ни слова, Касумова обошла изгородь — сбоку, со стороны моря, рядом с несколькими досками лежал камень-валун; она нагнулась, с усилием откатила его.
— Это? — я удивился.
— Да.
Мы с Балой подошли ближе. Под камнем была отрытая, видимо, совсем недавно, не очень глубокая ямка. Дно её устилал песчаник.
Всё это было странно. Браконьер наверняка смог бы подыскать на берегу более надёжный схрон.
Пока жена Касумова
Вдоль залива тянулся обширный пляж, устеленный мелким белым ракушечником. Огромные чёрные камни, видневшиеся в прибрежной полосе, были остатками древней скалы, обрушившейся в море.
— Передайте, пожалуйста. — Жена Касумова принесла узелок. Я увидел в нём лепёшку, несколько луковиц, вяленую рыбу, овечий сыр.
— Слушайте, — сказал я, — ваш муж за последнее время ездил в Красноводск?
— Мой муж? — Она хотела выиграть время.
— Ну да.
— Не знаю.
Закон всеобщего молчания не позволял ей отвечать.
— Его отпустят? — спросила она.
— Возможно. Пока я ничего не могу сказать.
— Не виноват он! Они с Серёжей дружили…
— «Козлятник» этот ваш муж отстроил уже после пожара? — спросил я. Умар Кулиев его сжёг… Так? Она робко возразила.
— Его только подожгли, а сделать ничего больше не сделали. Люди затушили…
И снова — ни одного имени.
Мы отправились в обратный путь.
«Кирли-кирли…ц-э» — чайки с визгом пикировали на воду, пронзительно, на одной ноте повторяя свой жалобный крик.
Странно, что моя синекура выбрала такое место для гнездовья, думал я. По моим представлениям, эта экзотическая птица радости должна селиться в тропических садах, жемчужных лагунах, под сенью олеандров иди там рододендронов каких-нибудь. А здесь не было олеандров. Здесь вообще ничего не было. Здесь была пустыня. А на краю пустыни — урез взбесившегося от шквалистого ветра буровато-грязного прибоя, размытого мутно-зелёными полосами. Был ещё тусклый, слепой свет солнца — как бы день, а всё безвидно. Летит по воздуху песок и превращает свет в дым. Земля вспучена нарывами сыпучих дюн. Жалобный подшёрсток укрывает горбы холмов — кусты саксаула и карагача, верблюжья колючка, чертополох пустыни, отчаянная растительность, ожесточённо цепляющаяся за жизнь.
— Бала!
Я заметил, что он сидит как-то боком.
— Ты не заболел? — спросил я.
— Да нет. Спина немного… Пройдёт! Вы что-то хотели?
— Я попросил Гезель найти один материал о несчастном случае. Мы будем проверять его сами, не привлекая водную милицию.
Я имею в виду случай с Ветлугиным.
Моей жене чай никогда не удавался, хотя она изводила уйму заварки и приправляла её травами. Я подозреваю, что искусство заваривать чай передаётся по наследству. Гезель заваривала чай небрежно, даже не особенно приглядываясь, как это делают профессиональные чайханщики, но чай тем не менее у неё всегда получался одинаково ароматный и терпкий.
С
Первой в списке браконьеров, задерживавшихся Пуховым, я увидел фамилию уже знакомого мне Багирова Бахтияра-Сафарали-оглы.
Видимо, охотиться на старого браконьера считалось «классикой» «школой» Восточнокаспийской рыбинспекции. Старика ловили все. И всё-таки Бахтияр-Сафарали-оглы оставался на свободе.
Дальше шли тоже уже известные мне люди. Большинство их мы уже вызывали, допрашивали. Мне вспомнились проходившие через мой кабинет рыбаки — в высоких, с раструбами, сапогах, в комбинезонах и телогрейках, в тёплых ушанках и шерстяных лыжных шапочках; молодые и пожилые, тихие и горластые…
В нескольких местах на страницах виднелись отметки красной пастой:
«Смотрел. Ц. Алиев». И даты.
Начальник рыбинспекции регулярно знакомился с реестром. Последний раз просматривал записи примерно месяц назад.
Я уже хотел было отложить тетрадь, как вдруг заметил в списке некую странность. Я заново пересмотрел его. Действительно! Именно Касумова Пухов не задерживал ни разу!..
«А если Кулиева права — и существовали какие-то скрытые отношения между Мазутом, Умаром Кулиевым и Пуховым? И Мазут доставил записку из тюрьмы от Умара Кулиева — Пухову?»
Я даже пошёл в своих предположениях дальше: «А что, если Пухов оказался в ту ночь вблизи метеостанции именно потому, что шёл к Мазуту?»
Вошёл Бала. Он занёс не очень объёмистую папку — «Материалы по несчастному случаю на охоте с гр. Ветлугиным А. Т.».
— Успел прочитать? — спросил я, переправляя папку себе на стол.
— Там, собственно, немного. — Бала осторожно — с прямой спиной опустился на стул. — Ветлугин был в нетрезвом состоянии. Когда давал напарнику прикуривать, качнул лодку. Ударил прикладом о борт…
Синекура завела меня в удивительное место, где окружающее постоянно оказывалось недостоверным и твердь то и дело оказывалась хлябью. Как люди умудрялись тут ориентироваться?
— …Лодка перевернулась. Заряд угодил Ветлугину в лицо.
— Их было двое в лодке?
— Да. Ветлугин с приятелем.
— А кто приятель?
— Баларгимов Садык. Осмотрщик кабельного участка.
— На берегу был кто-нибудь? Может, другие охотники? Очевидцы?
— Никого. — Бала протёр очки. — Ночное время.
— А что следователь?
— Он допросил Баларгимова, выехал на место. Есть протокол воспроизведения. Подняли со дна ружьё — в нём один патрон. Во втором стволе только гильза. Проведена судебно-баллистическая экспертиза…
Я знал методику подобных дел.
— Спусковой механизм оказался изношенным? — спросил я.
— И довольно сильно.
— А что боеприпасы?
— Экспертиза подтвердила: дробь, порох, пыжи — всё такое же, как изъятое в квартире Ветлугина… С этим всё в порядке…