Хозяин берега
Шрифт:
— …В милиции объяснение написал. Потом несколько раз ещё вызывали, допрашивали. Свозили на место. Я показал. Там под водой камни. Там и ружьё нашли. И мой рюкзак.
— А что с вашим ружьём?
— В рюкзаке осталось. Я так и не собрал его.
— Вы член общества охотников?
— Был. Сейчас уже выбыл. Думаю снова вступить…Что? — Он показал на дверь, вслед ушедшей Ветлугиной. — На меня, что ли, бочку катит? Так, во-первых, мы с Сашкой друзья. Что нам делить? А потом: зачем бы я к ней пошёл? Она и не знала,
Бала спросил:
— Вы работаете?
— Осмотрщиком кабеля. На южном участке.
— Зарплата большая?
— Какая зарплата! — Он махнул рукой. Вошёл Агаев.
— Не помешаю? — Из-за неудобства помещения у нас всё время гостил кто-нибудь из милиции.
— Нет, конечно. — Я тоже задал несколько вопросов Баларгимову: — Как вы охотитесь на качкалдаков в темноте? Он с любопытством взглянул на меня.
— Птица ведь не видит! Подпускает совсем близко.
— А как подбираете дичь?
— Так и подбираем. Много, конечно, теряется… Начальник! — Он посмотрел на часы. — Мне на работу! Не хочу опаздывать. Назначь другое время!
— Ветлугина жалуется? — спросил Агаев, когда Баларгимов вышел. — Она думает, что мы ей его воскресим… — В голосе звучала неприкрытая вражда. И, между прочим, никакая она ему не жена. Разбежались. Незадолго до его гибели.
— Развелись?
— Она его бросила: пил по-чёрному.
— Браконьер?
— Нет, по моим данным. Мы этого дела не вели. — Агаев закурил. Только отдельные поручения.
Мой бывший однокашник был раздражён. Вскоре выяснилась и причина:
— Кудреватых — крупная фигура. Вы не знаете, с кем связались. После того, что случилось, можете считать, что вам здесь не работать…
— Как знать!..
— Нельзя закрывать установку. Так не делают. Это война! Объявление войны!
Стиль самого Агаева был, без условно, иной. На его скромной должности и более работящие начальники всю службу проходили в майорских, а то и капитанских погонах.
Всю текучку Эдик Агаев передал Буракову и Хаджинуру, оставив себе обслуживание областной номенклатуры. Билеты на суда, дефицитные комфортабельные каюты, связь с аэропортами и, конечно, снабжение начальства чёрной икрой и красной рыбой.
«Цена полковничьей папахи…»
— Может, я поговорю с Кудреватых? — спросил Агаев. — Он простой, отходчивый. Настоящий мужик!
— Да нет. Спасибо.
— Вас, говорят, можно поздравить? — спросила Анна, когда наш заказ не вызывающие аппетита слова: «два комплекса» — был принят. — Вы успели нажить врага среди сильных мира сего?
Мы сидели за столиком в длинной череде других, расставленных вдоль стен продолговатого узкого помещения.
— Неужели об этом уже известно? — Я удивился.
— О закрытии пусковой установки? Конечно! И о том, что Сувалдин дал телеграмму…
Официантка
— Вы разворошили самое гнездо…
— Время покажет, кто прав!
— А в это время убийца Серёжи Пухова наслаждается свободой!
— Это недолго продлится. У меня такое чувство, что дело раскроется в целой серии здешних преступлений. Если, конечно, меня до этого отсюда не выставят…
— Будем надеяться.
— И всё-таки надо бы поспешить… Раскроется в «комплексе»… — Я заметил, что единственный человек, которому я мог бы сейчас охотно рассказать о своих планах, была эта, в сущности, мало знакомая мне женщина. А отнюдь не моя жена. — Как все преступления, совершённые устойчивой группой.
— Вы считаете, Пухова убила устойчивая группа?
В отличие от Анны, разговаривая, моя жена быстро всё смекала и быстро-быстро задавала вопросы мне, словно стремилась поскорее освободить меня от необходимости продолжать. Я укладывался в короткие, отведённые для ответов секунды, но после разговоров с нею я часто чувствовал себя так, словно мою душу поспешно и не очень деликатно обыскали.
— Да, так мне кажется. Многое тут странно.
— Странно? — Светло-синие под чёрными длинными ресницами глаза смотрели ласково-любопытно. Анна не торопила меня. Мы словно много лет знали друг друга.
— Я встречался с женой Умара Кулиева… Она сейчас в Москве. Кулиева могла бы многое рассказать.
— Только она вряд ли решится. — Как в каждой женщине, в Анне жил природный следователь, сыщик от бога.
— И всё-таки одну вещь Кулиева сказала. Мазут переправлял записку из тюрьмы от её мужа…
— От приговорённого к смерти? И такое бывает?
Анна качнула плечами, поправила висевшую на спинке стула сумочку движения её были удивительно гибки, мне доставляло удовольствие наблюдать за ней.
— Ты лучше знаешь здешнюю жизнь… — сказал я, вглядываясь в желтоватые волокнистые растения на дне тарелки.
— Знаю только, что она не скажет тебе всей правды. У нас все разуверились. Человек жалуется утром должностному лицу на мерзавца, а вечером тот, на кого он жалуется, уже в курсе дела. И расплата грядёт.
— Я, честно, не очень-то в это верю. Хотя многие говорят то же. Ну, хоть один пример у тебя есть?
— Но ведь и у меня только одна жизнь… — Она улыбнулась.
Официантка снова приблизилась. Она принесла что-то рыбноконсервное, выловленное в чужих морях и привезённое за тысячи вёрст. Свежую рыбу нашего моря достать к столу можно было только из-под прилавка.
— Хоть один пример! — напомнил я, когда официантка удалилась.
— Ты видел, когда хоронили Пухова, на кладбище… Со мной стояла женщина. С чёрным бантом…