Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)
Шрифт:
Имена обоих были в этих краях знамениты. Но и разбойники оказались все как на подбор отчаянные, храбрые ребята. Они сгрудились вплотную у ворот.
– Убирайтесь! – страшным голосом прохрипел главарь шайки. – Девушку вы всё равно не спасёте. Пошли вон отсюда, пока шкура цела!
Компаньоны засмеялись:
– Тогда, будьте вы все прокляты, вперёд!
Ворота распахнулись, последовал недружный залп нападающих, и банда ринулась вперёд.
В ночной тиши весело потрескивали револьверные выстрелы – это начали стрельбу защитники дома. Им было трудно целиться в темноте. Бандит, бежавший следом за главарём, вдруг судорожно дёрнулся, подпрыгнул и упал ничком, раскинув руки, корчась в страшной агонии. Третьего бандита
– Не спешите уходить, – прозвучал в темноте голос Босса Моргана.
Но они и сами не спешили. Они знали: у них осталось ещё несколько минут до того, как сюда прибегут из посёлка на помощь. Они, может быть, ещё успеют выломать дверь, если сумеют одолеть защитников дома. Начиналось то, чего боялся Эйб. Чёрный Фергюсон ориентировался в местности не хуже его самого. Он быстро пробежал вдоль живой изгороди к тому месту, где в сплошной стене акаций было что-то вроде щели. С треском ломая ветки, все бандиты пролезли в сад. Друзья переглянулись. Противник всё же обошёл их с фланга. Они встали, как встают, когда пришёл последний час, и собирались встретить его без страха.
Вдруг у изгороди в лунном свете замелькало множество тёмных фигур, хорошо знакомые голоса радостно вопили. Шутники посёлка Гарвей, явившиеся посмотреть, как сработал их розыгрыш, наткнулись на игру совсем не шуточного свойства. Компаньоны увидели лица друзей: Шеймус, Страглс, Маккой. Завязалась яростная схватка, все ринулись очертя голову на поле боя, и оно скрылось в облаке дыма, из которого лишь доносились выстрелы и свирепые выкрики, а когда облако рассеялось, одинокая тёмная тень метнулась к лазу в стене живой изгороди – это был единственный оставшийся в живых разбойник, улепётывающий во все лопатки. Но в стане победителей не слышно было победных кликов, все почему-то притихли, и что-то похожее на ропот скорби прошелестело по их рядам – у дверей, у самого порога, который он так отважно оборонял, лежал верный и простосердечный Эйб, он задыхался, грудь его была пробита пулей.
Крепкие руки старателей подняли его и бережно внесли в дом. Среди них, я думаю, нашлись бы такие, кто согласился бы взять на себя его боль, чтобы снискать любовь тоненькой девушки в белом, склонившейся над его окровавленной постелью и что-то шепчущей ему на ухо так ласково, так нежно. Её шёпот, казалось, пробудил его. Он открыл глаза и огляделся. Его взгляд остановился на её лице.
– Отдаю концы, – пробормотал он, – то есть, простите, Кэрри, я хотел сказать, при последнем издыха… – Он слабо улыбнулся, и голова его опять упала на подушку.
Впрочем, на сей раз Эйб впервые в жизни не сдержал слова. Решающую роль сыграло его на редкость крепкое телосложение, и он успешно справился с ранением, которое для человека послабей могло бы оказаться смертельным. Подействовало ли на него целительное дыхание лесов, раскинувшихся безбрежным океаном на тысячу и даже больше миль, или же причина заключалась в маленькой сиделке, которая так бережно за ним ухаживала, одно несомненно: прошло два месяца, и мы узнали, что Эйб продал акции Коннемары и навсегда покинул посёлок Гарвей и маленькую хижину на горе.
Вскоре после этого мне посчастливилось прочесть отрывок из письма молодой леди по имени Амелия, о которой мы уже упоминали вскользь. И поскольку мы уже однажды позволили себе нескромность заглянуть в послание, написанное женщиной, во второй раз
«Я была подружкой невесты, – сообщает Амелия, – и Кэрри выглядела обворожительно(подчёркнуто) в белой фате и с флёрдоранжем. А жених! В два раза выше, чем твой Джек, и такой забавный, такой милый, то и дело краснел и ронял молитвенник. И когда ему был задан самый главный вопрос, он так громко прогремел „Согласен!“, что слышно было на другом конце Джордж-стрит. Его шафер – просто прелесть(подчёркнуто дважды) . Такой тихий, такой красивый и изящный. Я думаю, он слишком тонкая натура, чтобы успешно позаботиться о себе в окружении таких грубиянов».
Полагаю, что, скорее всего, мисс Амелия в своё время сумела переложить на свои плечи заботу о нашем старом друге, мистере Джоне Моргане, в просторечии известном как Босс.
Дерево, растущее у поворота дороги, до сих пор именуют «Фергюсонов эвкалипт». Нам нет нужды пускаться в малоприятные подробности. В отдалённых от цивилизации колониях суд правят быстро и немилосердно, а обитатели посёлка Гарвей – народ суровый и деловитый.
Сливки местного общества сохранили обычай собираться иногда в субботу вечером в отдельном кабинете «Колониального бара». В этих случаях, если среди присутствующих есть новый человек, которого желают развлечь старожилы, неизменно соблюдается одна и та же церемония. В глубокой тишине все наполняют стаканы, затем со стуком ставят их на стол, после чего, укоризненно покашляв, поднимается Джим Страглс и рассказывает историю первоапрельской шутки и того, что из неё получилось. Замечено, что, подведя рассказ к концу, Джим с особым артистизмом прерывает свою речь и, подняв вверх бокал, горячо восклицает: «Здоровье мистера и миссис Заморышей! Да благословит их Бог!» – здравица, к которой новый гость, если он благоразумный человек, считает своим долгом самым сердечным образом присоединиться.
Паразит
(записки зомбированного)
24-го марта.Вот и весна в разгаре.
Большой орешник, растущий перед окном моей лаборатории, покрылся набухшими почками, липкими и смолистыми, некоторые из них уже лопнули, и на их месте показались зелёные листочки.
Прогуливаясь по тропинкам, ощущаешь вокруг неудержимую работу могучих и молчаливых сил природы. Влажная земля словно пахнет сочными плодами. Повсюду раскинулись зелёные ветви деревьев. Маленькие веточки распрямились от переполнившего их сока, и влажный, тяжёлый воздух Англии пронизан тонким ароматом смолы.
Над изгородями – почки, за изгородями – ягнята. Повсюду зарождается жизнь. Внешнюю её сторону я вижу, а внутреннюю ощущаю.
У нас тоже есть своя весна, когда маленькие артерии наши расширяются, жизненные силы, точно вешние соки, бьют через край, а железы с удвоенной силой трудятся над выработкой этих соков и их очисткой. Все годы нашей жизни природа неустанно занимается починкой механизма человеческого тела.
В этот самый миг я ощущаю в себе брожение крови и готов порхать словно мошка в освежающем луче, который заходящее солнце шлёт мне через окно.
Ещё немного, и я бы пустился в пляс, меня удержало лишь опасение, что Чарльз Сэдлер примчится снизу взглянуть, что тут такое творится.
Нет, мне не следует всё-таки забывать, что я – профессор Джилрой.
Какой-нибудь убелённый сединами профессор может позволить себе роскошь быть естественным, но если фортуна дала одну из первых кафедр университета человеку сорока трёх лет, то ему приходится прикладывать усилия, чтобы быть на высоте положения.
Славный малый этот Вильсон.