Хозяин Фалконхерста
Шрифт:
Великий Блуфустин
К.К.К.»
Бингем отложил письмо и покосился на Драмжера.
— Что там болтала старуха насчет белых в простынях?
Драмжер шагнул к дверям, стараясь унять дрожь в коленях, и дернул шнур. В кухне зазвенел колокольчик. Через мгновение на зов явился Валентин.
— Что здесь сегодня произошло? — резко спросил Драмжер, стараясь скрыть волнение.
Валентин сделал большие глаза.
— Ну и ночка выдалась, мистер Максвелл! Сначала эти люди…
— Кто такие?
— Чего
— Кто-нибудь из них дотронулся до миссис Софи? — спросил Крис.
Валентин отрицательно покачал головой.
— Не успели. Она только их увидела — и хлоп в обморок. Потом уж она не слышала, как они ее обзывали.
— Ты узнал кого-нибудь из них? — спросил Бингем.
— Как тут узнаешь, когда на лицах простыни?
Бингем состроил постную мину.
— Дождались! В Бенсоне вряд ли уже объявился Клан, но скоро объявится. Эти же прискакали, наверное, из Вестминстера — там у них логово, из которого так и прет всякая дрянь. — Он залпом выпил водку и потянулся за новой порцией.
Было решено, что Драмжер не станет покидать дом в одиночку. В Бенсон он будет ездить в сопровождении Криса и взвода солдат; Крис пообещал разместить в Фалконхерсте постоянный пост. Онану и Валентину строго наказали никого не впускать, пока не станет ясно, с чем пожаловали гости. Драмжеру посоветовали расставить работников вокруг амбаров, старого невольничьего поселка, по периметру полей, чтобы при появлении чужаков они вовремя подняли тревогу. Фалконхерсту предстояло превратиться в вооруженный лагерь.
Графин был пуст. Драмжер послал Валентина за новым и поднял палец, требуя внимания. На лестнице раздались неторопливые шаги. Все трое в напряжении уставились на дверь, в которой через мгновение появилась высокая фигура врача. Его синий халат был изрядно помят, рукава засучены. Он смотрел на Драмжера.
— У вас родился сын, мистер Максвелл. Чудесный мальчуган! Прислушайтесь. Слышите его голос?
Сверху раздавался младенческий плач — слабый, но требовательный.
— Какого он цвета, доктор? — первым делом спросил Драмжер, хватаясь за ручку кресла из опасения, что у него сейчас подкосятся ноги. — Неужели чернокожий?
Доктор Гейл покачал головой.
— Далеко не чернокожий. Скорее, цвета слоновой кости или кофе с молоком — вернее, молока с небольшой добавкой кофе. А волосики у него золотистые.
— Прямые или шерсть, как у негра?
— Скорее, прямые.
— Можно мне на него взглянуть?
Доктор Гейл дружески положил ему руку на плечо.
— Прежде чем вы увидите сына, мистер Максвелл, я должен вам кое-что сообщить.
— Миссис Максвелл?.. —
Доктор потупил голову.
— Мне трудно вам об этом говорить, мистер Максвелл, но…
— Софи умерла?
Доктор промолчал.
— Но мальчик здоров?
— Надо было решать, он или она. Окажись при мне акушерские инструменты, я бы ее спас, без них же я оказался бессилен. Она не очень страдала, мистер Максвелл. Я усыпил ее хлороформом. Какое-то время мне казалось, что я ее спасу, но потом надежда пропала. Эти негритянки успели ее погубить еще до моего приезда.
Драмжер понимал, что все трое ожидают, что он станет горевать, однако он был далек от горя. Да, Софи умерла, но он был бессилен возвратить ее к жизни, да и сомневался, захотел бы он этого, будь у него такая власть. Он силился изобразить страдание, сам же внутренне радовался, что ему больше не придется спать с ней и выслушивать ее упреки. Прощайте, выдумки в оправдание все более частых отлучек! Что ж, Софи умерла — мир ее праху. Завтра ее похоронят на вершине холма, рядом с его отцом и родней массы Хаммонда. Масса Хаммонд… Софи была последней ниточкой, связывающей Драмжера с любимым хозяином. Теперь она оборвалась.
Наконец-то в его глазах появились слезы, но то были слезы жалости к себе. По счастью, присутствующим было невдомек, что он оплакивает не Софи, а самого себя, а значит привычный образ жизни, отходивший в область воспоминаний, прежний Фалконхерст, где он был бесправным невольником и где правил всесильный масса Хаммонд. То были счастливые времена — ведь тогда его не давил груз ответственности! Тогда ему было слишком далеко до мистера Максвелла, хозяина Фалконхерста, обремененного бесчисленными заботами. Он еще не вступил в «Союзную Лигу», не превратился в мишень для Ку-Клукс-Клана. Несчастная Софи олицетворяла для него надежность и авторитет. Без нее он почувствовал себя покинутым, лишенным опоры.
Крис обнял Драмжера за плечи.
— Я знаю, дружище, какой это удар.
Бингем взял Драмжера под руку.
— Мы твои друзья, мы поможем тебе справиться с горем.
Гейл окликнул Драмжера из холла:
— Хотите взглянуть на сына, мистер Максвелл?
Драмжер тупо уставился на него, а потом спохватился и кивнул. Все четверо поднялись на второй этаж. Дверь в комнату Софи была закрыта, и Драмжер представил себе ее на смертном одре. Ему хотелось увидеть ее и сказать ей, что он искренне сожалеет о случившемся, но от одной мысли о ее белом теле его охватило отвращение. Из-за двери раздавалось негромкое завывание — видимо, это для порядка рыдала одна из повитух, обмывавшая ее тело, клавшая на глаза медные монеты, выпрямлявшая изогнутые конечности, складывавшая руки на груди, убиравшая мокрые пряди со лба…
В дверях комнаты Драмжера их ждала мамаша Хестер с белоснежным свертком в коричневых руках.
— До чего славный малыш! — щебетала она. — Прямо красавчик. И почти беленький, весь в бедняжку мать! — Она посмотрела на Драмжера. — Надо привести из Нового поселка кормящую мамашу. Да хоть жену Марлоу, Джеральдину — она только вчера разродилась. Молока у нее хватит на десятерых. Малышу скоро захочется есть. Быстрее посылайте за Джеральдиной!
— Позволь мне сперва на него взглянуть, мамаша Хестер, — попросил Драмжер, протягивая руки к свертку.