Хозяин моих желаний
Шрифт:
Вино кружит голову, и я прикрываю глаза, делая вдох за вдохом, пока частично не возвращаю себе самоконтроль. Слова не идут, с трудом нахожу в себе силы демонстративно оттянуть воротник его рубашки.
– И что это, по-твоему?
Если бы я не была так раздавлена, то поаплодировала бы его умению вывернуть ситуацию таким образом, что оправдываться в итоге приходится мне. И да, мне такая роль не по нраву. Но гордо развернуться, уходя от разговора, увы, не представляется возможным.
Раду снова загнал меня в угол.
– Тушь, – произношу
– Тушь, – ровно повторяет он. – И как эта тушь могла на мне появиться?
– Вряд ли ты решил перед выходом подкрасить ресницы. – Неожиданно нахожу облегчение в колючем как стекловата смешке.
– Меня мои устраивают. – Край его губ на мгновение вздрагивает в улыбке. – И твои реснички, кстати, мне тоже очень нравятся. Они так приятно щекочут, когда ты кладёшь свою бедовую голову мне на грудь...
– Уводишь разговор в сторону? – Наверное, глупо ждать, что он выложит правду, но смолчать не получается.
– Увлёкся, – сухо отзывается Раду. – Итак, мы выяснили, что кто-то накрашенный оставил следы на моём воротнике. Тебя в этом ничего не смущает?
– Важнее, смущает ли это тебя.
У него едва заметно дёргаются желваки на скулах.
Тоже закипает.
– Меня бы смутили засосы, царапины или помада. А от этого пятна меня трясёт. Потому что ни дождя, ни даже снега, чтобы эта тушь потекла, сегодня не было. Надо было как минимум поплакать, не находишь?
– Ты меня сейчас пытаешься упрекнуть? – Хмурюсь, впрочем, уже менее уверенно.
– Я пытаюсь разжечь в твоей красивой пьяной головушке проблески разума. Вечером одна такая же невменяемая красавица на перекрёстке вдруг решила шагнуть на зелёный. Стояла себе и выскочила на дорогу, как только поток движения тронулся. Я на пару секунд поверил, что сбил человека. И знаешь какая мысль мне первой ударила в голову?
Не знаю. Просто молчу, поражённая остротой его надлома.
– Я думал о том, что если меня закроют, то ты же, зараза, ни черта ждать не будешь. Вернёшься назад к своим фолловерам и постараешься забыть меня как страшный сон. Испугался, что всё то, через что мы прошли, было зря.
И столько агрессии в голосе, скрывающей страх... Нет, я до сих пор убеждена, что лжец, пойманный с поличным, будет ужом вертеться, пока факты не затянутся петлёй на шее. Но так не лгут. Так даже правду не каждый выдаст – с надрывом в каждой букве и изумрудным штормом в глазах.
– Она в порядке? – рвано выдыхаю через ком в горле.
– Плечо ушибла о боковое зеркало. Максимум хороший синяк заработала. Дольше истерику успокаивал. До сих пор волосы дыбом. Послушай, я не буду извиняться и оправдываться за то, чего не совершал. Надеюсь, тема закрыта?
Пьяная злость трещит по швам, пропитываясь чуждым мне доверием. Не уверенностью, что он сделает так, как я хочу, а пониманием, что мне с большой вероятностью понравится любое его действие.
Я не знаю, что сказать. Просто по-детски широко и глупо улыбаюсь.
Раду
Руки сами собой проскальзывают ему за шею. Встаю на носочки, чтобы ткнуться носом в колючую щёку.
– Успокоилась? – произносит он уже мягче. – Теперь встреть меня как надо.
А как надо?
Подскажи. Меня не учили.
Вопросительно заглядываю Раду в глаза, но вместо ответа он подхватывает меня под ягодицы.
– И что ты делаешь? – Убираю волосы с лица, крепче сжимая поджарый торс ногами. Сердце колотится о грудную клетку бешено, больно. Дыхание частое, рваное разбивается о его губы, разгоняя по венам жидкий огонь.
– Вырабатываю мышечную память, – шепчет Раду хрипло, настолько хрипло, что кожу обсыпает мурашками. – Всегда меня так встречай. А сейчас скажи, к кому я спешил домой?
– Ко мне? – Льну ближе, вдруг понимая, что мне недостаточно его голоса и поверхностных прикосновений. Внутри становится горячо-горячо, мысли скачут: неуловимые, дерзкие. Будто и не было часов ожидания, злости, обиды и прочего... незначительного, надуманного.
– Умница. О ком я думал целый день? – продолжает Раду, позволяя мне царапать губы о щетину на его нижней челюсти.
– Обо мне, – отзываюсь уверенней. Тепло его тела подогревает играющее в крови вино, бьёт по мозгам, позволяя делать то, что ещё утром казалось неприемлемым. Я цепляю зубами кожу над дёрнувшимся кадыком и под общий стон зализываю место укуса. На языке остаётся горечь табака и чужих духов. Хочу, чтобы он пах только мной.
– Для кого я привёз подарок? – Со сковывающей движения неохотой он опускает меня на пол, а руками так и продолжает сминать задравшееся платье.
– Для меня...
Покачиваемся, притираясь бёдрами. Гладимся друг о друга лицами: подбородками, лбами, носами. И редкий поцелуй подарит хоть вполовину такой букет ощущений. Это созерцание сквозь закрытые веки, бешеное притяжение, идущее изнутри и подсказывающее теснее вжиматься друг в друга, потому что того, что есть уже недостаточно.
– А ты его заслужила?
В тягучем вопросе чудится проверка, но мысли едва ворочаются, словно затянутые в трясину.
– Подаришь, значит заслужила. – Интерес не получается изобразить даже ради приличия. Все мои желания сосредоточены в пределах его тела.
Я вообще перестаю отдавать себе чёткий отчёт в происходящем.
Кажется, врезаемся в дверной косяк. На мгновение дух вышибает, но пустота тут же заполняется новыми прикосновениями и короткими поцелуями. Пытаюсь достать из его брюк концы рубашки и непонимающе ахаю, когда Раду решительно отводит в стороны мои руки.
– Забудь. Ты пьяная в стельку.
– Так воспользуйся, – шепчу еле слышно.
– Не сегодня, – отзывается он ещё тише. – Останься до конца хорошей девочкой.
Мне неохота, но спорить слишком ленно. Позволяю накинуть себе на плечи куртку. Ботинки обуть не получается. Я больше мешаю, чем помогаю. В итоге стукается лбами. Раду просит подождать у двери.