Хозяин Океана
Шрифт:
На причале стоял сурового вида стражник с фонарем, кой стражник ростом, фигурой, с позволения сказать, прической и выражением лица напоминал Бриана Майлдафа, встретившего на узкой тропке какого-нибудь Монграта, четвероюродный несколько раз прадедушка коего триста сорок шесть лет назад за успешную попытку совратить свою жену прирезал столь же отдаленного и весьма косвенного предка Бриана. Правда, на стражнике были обычные туника под кольчугой, шерстяной плащ и штаны, а не горский наряд.
— Ты никуда не годишься, Калаган, — заявил старику стражник. — Едва не утопил важных месьоров оттого, что полз по протокам как улитка.
— Выставлю, выставлю, — насмешливо прокаркал в ответ лоцман. — Надеюсь, что после них ты напьешься, свалишься наконец с причала, и ржавые железяки, которые на тебя навешаны, утащат тебя на корм рыбам.
— Прекрасный край! — обрадовался Конан, хотя слова' эти были сказаны обычным для киммерийца тоном пророчества о близком конце света. — Здесь тоже пьют вино!
Против такого вывода, извлеченного из разговора двух старых пьяниц, ни Ллейр, ни Ойсин ничего возразить не смогли.
Откуда-то из портовых строений вышли еще стражники, вооруженные мечами и луками. Они перебросили с берега сходни для гостей и помогли, по указанию Ойсина, вытащить карру на берег — в таком положении легкое судно находилось вне досягаемости яростных волн.
— Похоже, наши предположения о запустении здешней крепости не оправдываются, — шепнул Ллейр, когда наклонялся вместе с Ойсином за каррой, втягивая ее на берег.
— Это остров-призрак, — так же тихо отозвался Ойсин. — Не верь ничему, что видишь здесь, иначе мы не уйдем отсюда. Во всяком случае, уйдем не вместе.
— Почему? — не понял Ллейр, стараясь ничем не выдать охватившей его при этих словах товарища тревоги.
— Это просто. Потом объясню, без свидетелей, — буркнул жрец. — Нам стоит держаться поближе к киммерийцу. Он мыслит не так, как мы, и вовсе не хуже нас. У него другие знаки. Остров, надеюсь, не сможет сбить его с толку. Но и сами не будем беспечны.
Ойсин изъяснялся чем дальше, тем более смутно, и Ллейру ничего не оставалось, как подождать, пока им позволят остаться без надзора. Но такового не предвиделось. Откуда-то сверху по крутой лестнице уже спешил дородный, но крепкий мужчина средних лет в богатой парчовой одежде и подбитом собольим мехом плаще. На груди у него подпрыгивал в такт шагам массивный золотой орден, изукрашенный самоцветами. Бархатный красный с серебром берет красиво возлежал на черных кудрях. Вслед за вельможей ритмично топал по лестнице караул из четырех солдат.
— Приветствую вас, любезные! Сколь вы вовремя! — загудел царедворец. — Признаться, мы ждали вас не ранее чем завтра. Благодарение богам, вы успели раньше бури. Калаган, надеюсь, достойно проводил вас?
— Благодарим от души вашего короля, вас и вашего лоцмана, а также этих добрых людей, — вежливо, но с достоинством поклонился мужчине Ойсин. — Нигде в иных краях не видел я столь доброго участия к смиренным странникам.
— О, вы добры безмерно, — ответствовал нобиль. — Признаться, остров наш уже не тот, что был когда-то. Все бренно на земле, и меркнут блеск и слава, но давних правил, предками нам данных, король наш никогда не преступал.
Лицо у месьора было крупное, породистое: лоб широкий и высокий, виски слегка выпуклые, брови прямые, тонкие и пушистые, глаза голубые, чистые, излучающие мягкий свет, нос большой, прямой и немного крючковатый, щеки приятно округлые, губы подвижные, но не расслабленные, очерк
— Отселе прошу вас следовать за мной, — пригласил их мужчина, — и ни о чем более не беспокоиться, что касается вашего проживания и иных удобств. Оружие ваше да пребудет при вас, ибо король не усомнился в вашей, месьоры, честности. Соблюдайте лишь закон.
— Тот, кто обнажит оружие в доме короля, и паче того в его присутствии или в присутствии членов его фамилии или в присутствии его советников и старшин… — начал Ойсин.
— Да-да, именно это, — с довольной улыбкой кивнул месьор. — Надеюсь, без позволения на то короля подобного не случится.
«Как бы не так, — ухмыльнулся про себя Конан. — Коли на то нужно соизволение короля, то я соизволю без заминки».
— Как нам следует звать тебя, почтеннейший? — обратился к вельможе Ллейр.
— Королевский уитан Мейлах, — с достоинством ответствовал придворный, склоняя голову в представительском поклоне. — А теперь пойдемте. Их величества ожидают вас.
— Ступайте, месьоры, — нежданно заслышался опять голос лоцмана — все уж думали, что он удалился хлебать эль. — Погода портится. Как бы ливень не застиг вас по пути к королевским покоям. Да и холодно. Посмотрите, как ежатся ваши ни на этих стылых стенах! Поспешите, у нас добрый эль! До скорой встречи, месьоры! Да сопутствует вам удача!
Старик, по обыкновению резко выкрикнув это напутствие, последний раз насмешливо сверкнул глазами в свете факелов и, запахнувшись в плащ, быстро и широко зашагал по причалу прочь и скрылся в одной из многочисленных арок выходивших на море портовых строений.
— Вот уж пожелал удачи, нечего сказать! — не сильно обрадовался таким речам Конан.
— Не обращайте на Калагана внимания, месьор, — поспешил успокоить киммерийца Мейлах. — н уже стар, хоть и остается лучшим лоцманом Най-Брэнил, и порой позволяет себе сболтнуть лишнее. Но мы его не корим, поелику он безвреден, пусть вид имеет несколько зловещий.
— Не стоит извинений, месьор, — неожиданно для себя Конан заговорил ритмизованной прозой. — Такое с каждым может приключиться, как старость палкой стукнет о порог. Но он и прав: не след здесь прохлаждаться. Король нас ждет, так поспешим к нему!
Ллейр и Ойсин с удивлением воззрились на киммерийца: Конан, как и всякий варвар, сиречь тот, кто воспитывался в традиции древнейшего кланового уклада, умел говорить медленно и велеречиво. К тому следовало добавить влияние дворцовых этикетов разных стран материка, многие из коих отнюдь не отличались простотой. Но чтобы киммериец изъяснялся с такой непринужденностью — этого они и во сне предположить не могли! Не хватало только, чтобы аквилонский монарх вооружился арфой и принялся импровизировать в изящном стихосложении! Впрочем, до этого дело не дошло. Но — и это Ллейр и Ойсин также заметили — в самом воздухе острова было будто растворено нечто, что побуждало язык сплетать именно такие словесные кружева. Сам Конан, однако, ничего необычного, казалось, не почувствовал.