Хозяин Океана
Шрифт:
— А это он и есть, если манускрипты не лгут. А манускрипты альвов вряд ли лгут, — рек Ойсин.
— Ну, тогда… — Глаза Ллейра полыхнули стальным блеском. Воин Зеленого острова потянулся к мечу, и тяжелый клинок заплясал у него в руках словно тросточка в пальцах жонглера.
— Он действительно что-то вроде Сета? — обратился Конан к Ойсину.
— Много хуже, — извлекая свой меч, отвечал жрец.
— Тогда и вправду дело плохо, — сказал киммериец, в свою очередь вытаскивая из ножен меч. — Последнее время мне попадаются какие-то необычные соперники. То ли людские воины измельчали и боятся выходить против меня, то ли я кому-то сильно досадил,
Воздушная карра и черный великан поравнялись. Конан, привыкший, что всяческие порождения мрака и бездны и обличья имеют мерзкие и ужасные, был несколько удивлен писаной красотой лика их противника — отца зла, как убеждал Ойсин. Удивлен, но не озадачен и уж тем паче не сбит с толку. В конце концов этот прекрасный бледный лик с пылающими очами мог оказаться не более чем просто личиной, скрывающей пропасти похуже подземелий Тсота-Ланти.
Решив для себя все эти вопросы, кои могли отвлечь его от самой битвы, король Аквилонии успокоился и ныне был занят только одним вопросом: как победить черного великана?
Насколько разумел Конан о способностях подобных созданий, у них запросто могли обнаружиться хоботы, присоски, клешни, десять рук, когти, пятнадцать голов, рот где-нибудь пониже пупа, полный зубов и клыков, и иные прелести. Но у этого, пусть и был он могуч и чуть не всесилен — отец зла, опять-таки! — было лишь две руки, вполне обыкновенные, насколько Конан успел заметить. Руки эти, однако, были подобны двум кряжистым узловатым древесным стволам изрядной длины и хорошего обхвата — десяток лесорубов трудились бы над такими полдня, но что были две руки против восьми и руля. В одной руке гигант держал огромный молот, по всей пилим ости стальной, в другой — меч.
«У него даже щита нет! — не то что обрадовался, но как-то не без приятности подумал киммериец. — Окажись эта девица на руле поискуснее, и разрисую ему лицо так, что пикты испугаются», — продолжил он свои мимолетные размышления, в то время как карра сделала крутой вираж, уходя от удара молота. Пройдя в локте от лодки, которая накренилась при этом так, что трое стоящих в ней чудом не сорвались вниз, уцепившись за штаги, поддерживающие мачту, молот грянул по гранитной глыбе, подвернувшейся внизy. Гранит брызнул во все стороны мелкими осколками и пылью. Когда это облако рассеялось, глыбы больше не было, а в земле образовалась глубокая воронка правильной формы.
«Силен, — рассудил Конан. — А Митра, должно быть, посмеется, увидев, какие узоры я нарисую на этой маске. Пусть это будет не слишком тонко, зато выразительно — по крайней мере именно гак Евсевий определяет киммерийское искусство», — размышлял Конан, завершая идеальную лугу, кою описал его меч, там, где под непроницаемо черным плащом темного бога — а, пожалуй, дух, наделенный такой мощью, был не слабее нордхеймского Имира, — должно было скрываться бедро. «Надеюсь, я не придумал ничего богохульного», — завершил он мысль, вытаскивая меч из удивительно плотной и вязкой субстанции, которой оказалась одежда великана и то, что было под ней или единым с нею.
Одновременно мечи Ллейра и Ойсина обрушились на плоть великана где-то поблизости от места, задетого мечом аквилонского короля. Видимых изменений это не произвело, но низкий, вибрирующий, мощный звук, похожий не то
— Слава великим воинам! — возгласила серебряная дева, и лик ее озарился радостью и праведным торжеством. Казалось, огнь и свет происходили от нее, и крылатая их ладья и они сами были освещены и освящены сим светом, и оным же поддерживалось на воздусях и судно. — Мало кто мог поразить это порождение мрака, вы же избраны для сего!..
Но договорить великан ей не позволил. Его огромное тело оказалось удивительно, колдовски проворным и разворотливым. И вот уж меч, тускло блещущий в сером свете далеких, засыпанных вселенской пылью звезд, чертя пламенеющую темным жаром линию, понесся встречь лодке, и столкновение мнилось неминуемым, но опытный в судовождении Ойсин не растерялся и бросился на помощь деве, словно всю жизнь управлял кораблями не только морскими, но и небесными. Карра, клюнув носом, увалилась вниз, и ужасное лезвие, пышущее подобно сотне жаровен, лишь срезало верхушку мачты, на коей крепился парус, обдав огнем воздушных мореходов. Обломок мачты дымился, и сам ствол ее был горяч, но клинок и лодка уже неслись в противоположные стороны, стремительно удаляясь друг от Друга.
Меч же по ходу удара, коего не могла остановить даже побудившая его рука, пройдя как горячий нож сквозь масло, разрезал вершину случившейся по соседству скалы, и этот обломок весом и мириады фунтов отлетел в сторону.
«Ну, камнями швыряться — дело не хитрое, — усмехнулся киммериец.
Лодка меж тем, потеряв высоту, теперь резко взмыла вверх и успела проскочить под мышкой у черного бога, покуда тот поворачивался, пытаясь настичь хитрых и назойливых противников мечом или молотом. Срубленное ветрило рухнуло вниз, мелькнув из темноты снежно-белым полотнищем, по это уже не заботило храбрый и воодушевленный экипаж. Ллейр молниеносно вытянул вперед десницу, и меч его вошел острием как раз туда, в подмышечную впадину, где рука исполина соединялась с туловом. И новый тоскливый и яростный вой потряс воздух и твердь земную.
А карра мчалась все выше, по восходящей спирали, словно дорога взбирается на гору, огибая непомерного своего противника сзади, чтобы выскочить нежданно у самого его лика. Так и получилось, но и черный колосс не дремал. Едва лишь лодка вывернула из-за скулы и очутилась в поле фения его, как немедля встретили ее меч и молот. И се, стремясь скреститься, чудовищные орудии эти сближались, ровно две гнетущие скалы, чрез проход между оными пролегал единственный путь карры. Вихрь свистел в ушах и разве вал светлые волосы Ллейра, и топорщил жесткие непослушные черные волосы киммерийца. Лишенная мачты и паруса, карра, влекомая лишь силою светлого волшебства и воли, скользила туда, роковому проходу, где героям и прекрасной их провожатой было суждено или сгинуть, или прорваться для решительного удара.
Меч и млат встретились с мерзким железным лязгом и скрежетом, точно сомкнулись клыки в пасти огромного волка, выбросив фонтан жалящих разноцветных полыхающих искр. Руль карры оказался меж лезвием и бойком и был срезан и смят, но лодка осталась невредимой. Лезвие меча прошло в сенме от рук девы, и так сотряслась их ладья, что Ллейра и Ойсина бросило этим толчком на дно, однако Конан, устоял, и вот уже бездонный гибельно-черный глаз властелина тьмы неуклонно рос, приближаясь, словно бы втягивая Конана вместе с челном в свой омерзительный колодец.