Хозяйка Айфорд-мэнор
Шрифт:
Весна только-только вступала в права: в воздухе витал аромат распускавшихся почек, чуть горьковатый, смешанный с ароматом земли, он кружил голову, как молодое вино.
И Аделия вдруг ощутила себя впервые за долгое время счастливой…
Такой, что захотелось припустить по дороге до самого дома.
Бежать… подпрыгивать… и кружиться…
Забыть о месяцах в Лондоне с его ужасным зловонием, нравами и беспорядком — все это стало ей одинаково ненавистным — забыть… о муже, который появлялся в доме так редко, что она ощущала себя
И забыть Валентайн Мартелл…
Муж привел ее в дом сразу после прибытия в Лондон, сказал, что нашел для нее компаньонку. Мол, знатные дамы просто обязаны иметь при себе такую особу, способную скрасить их одиночество. И Аделия не воспротивилась… Все еще полагала, что проблему можно решить простою покорностью.
Но просчиталась…
После той ночи Джон даже смотреть на нее не хотел, казалось, присутствие Шермана в их с мужем спальне сделало ее прокаженной. Он даже ни разу ее не коснулся… Пусть Аделия и старалась стать желанною для него, видит бог, очень старалась, но, верно, не стоило скрывать правды.
Покрывать одну тайну другой — идея не из удачных.
Но в ту самую ночь о первой тайне она даже не знала… Узнала несколько позже, когда от запахов в лондонском доме ее стошнило в ночной горшок жгучей желчью.
Эта желчь обожгла ей язык, а догадка — самое сердце.
В тот же день Аделия перехватила мужа у гардеробной:
— Шерман не тронул меня, пожалуйста, не наказывай меня безразличием, — почти взмолилась она, и муж прищурил глаза.
— Это ложь, — произнес холодно, явно не веря.
— Так проверь. Хоть сейчас… — и она отступила в сторону спальни.
Джон, казалось, засомневался, взгляд его потеплел, и он шагнул к ней — в этот самый момент ее компаньонка выпорхнула из спальни.
— Простите, я помешала? — как будто смутилась она.
Ее муж поглядел на нее и сказал:
— Я уже ухожу, Валентайн. Ты нисколько не помешала.
Джон спустился по лестнице и вышел из дома. Но Аделия видела: ей удалось его убедить. А значит, в эту самую ночь ей предстоит «забеременеть» от супруга…
Другой возможности не было.
Только и здесь все вышло не так, как хотелось: ее мутило весь день, есть не хотелось, и вечером, вернувшись с прогулки, она застала мужа и компаньонку в недвусмысленной позе в библиотеке.
— Что вы себе позволяете? — возмутилась она, ощущая, как кружится голова, и горячая кровь заливает лицо по самые уши. — Как вы… ты… — Она кинулась к ненавистной ей с первого дня Валентайн и вцепилась ей в волосы.
Та завизжала, и муж ударил Аделию по лицу. С размаху…
Ни капли стыда за содеянное, ни толики сострадания — ничего, кроме ненависти в серых глазах.
— Убирайся к себе, лживая тварь, — прошипел ей прямо в лицо. — И чтобы завтра тебя не было в доме…
Она так опешила, что не сразу нашлась, что ответить, только руку прижимала к горевшей от удара щеке. И глядела на мужа…
А он утешал Валентайн.
У
— В Айфорд-мэнор тебе самое место, — снова обратился он к ней. — Я напишу, чтобы приготовили комнаты для тебя… и ублюдка в твоем животе.
— Но я…
Супруг так стремительно бросился к ней, с такой яростью стиснул оба плеча, что Аделия вскрикнула от испуга.
— Даже не думай обманывать меня, потаскуха, — прохрипел он ей прямо в лицо. — Я знаю от Валентайн, что женские дни ни разу у тебя еще не случались, к тому же тебя постоянно мутит… Что, скажешь, это неправда?
— Но я…
Джон стиснул руки сильнее, так что хрустнули кости.
— Ты понесла ублюдка от Шермана, а хотела уверить, что он не тронул тебя. Хотела выставить меня дураком… Выдать его отродье за моего. Но у тебя ничего не получится…
— Джон, — прошептала она, с трудом пытаясь сдержаться от навернувшихся слез, — но Шерман… я ведь не виновата. Ты знаешь, как все это было!
Муж скрипнул зубами:
— Он осквернил тебя, и тебе это понравилось.
Аделия головой замотала, так отчаянно, что волосы разметались.
— Вовсе нет, он был ужасен. Я вздрагиваю от самой мысли, снова увидеть его… Пожалуйста, не отсылай меня от себя!
Валентайн протянула ладонь и коснулась плеча ее мужа.
— Не слушай ее, — зашептала она ему на ухо, — она скажет всё что угодно, лишь бы ты позаботился о ней и младенце. Но мы-то знаем, о чем она на самом деле мечтает: хочет прибрать твои деньги. Она… и Шерманы с их дьявольским семенем в ее чреве… Не верь ей, мой милый Джон. Ты лишком умен для такого!
Женщина обхватила его со спины, запустила ладонь за отвороты дублета, а глядела лишь на соперницу.
— Гадина, — не выдержала Аделия, — дьяволица иерихонская. Убери руки от моего мужа! — закричала почти истерически.
Она плохо помнила, что было потом: кажется, она кинулась на нахалку и расцарапала Валентайн лицо. Муж едва ли мог справиться сразу с двумя разъяренными женщинами, и поделом…
Уже следующим утром Аделию усадили в карету и отправили восвояси.
Последним, что она видела, оглянувшись на дом, было расцарапанное лицо компаньонки, с улыбкой провожающее ее из окна их с мужем спальни.
Воспоминание было пренеприятным, и оно снова испортило девушке настроение. Природа больше не казалась чудесной, а свежий запах с полей — пьянящим и терпким, как прежде. Она замерла на дороге и прикрыла глаза…
Это все Шерманы виноваты, повторила как мантру.
Шерманы и ребенок в ее животе…
— Что с тобой, девонька? — голос заставил Аделию вздрогнуть, и глаза распахнуть. — Может, помочь чем?
Перед ней стояла старуха, старая, сморщенная, словно слива, и, судя по огромному тюку за спиной, перемотанному веревкой, — бродячая нищенка. В тюке угадывались разные вещи: склянки, пучки пожухлой травы, старое одеяло и даже клетка для певчих птиц.