Хозяйка Дьявола
Шрифт:
– У меня нет ничего лишнего, – неожиданно резко отсёк он, нагнувшись за рубашкой. – На торгах я говорил, что означают эти полосы.
Она не хотела и мысленно костерила себя за несдержанность, но всё же не смогла не следить за его пальцами, неспешно застёгивающими пуговицы. Эти сильные бойцовские плечи буквально молили о касаниях – проверить, насколько они твёрдые, насколько гладкая и тёплая кожа…
Да, у неё слишком давно не было мужчины. И томящее, тягучее ощущение внизу живота тому прямое подтверждение.
– Ты забыл, что я видела твой контракт? – подняла бровь Сандра, пряча свой интерес за
– А ты, кажется, забыла закон о рабстве, пташка. Меняя хозяина, раб обязан молчать о делах предыдущего. Ему нельзя приказать предать прошлого владельца. Так что прости, милая, но в красках рассказывать тебе, кого я убивал вне арены, мне запрещено законом.
Вот тут Сандре возразить было нечего, и торжествующая вспышка в глазах Деона это подтверждала. Распускание языка действительно могло ему стоить очень дорого, даже несмотря на то, что барон мёртв. Признав поражение, графиня откинулась на стуле и обиженно надулась, лихорадочно выискивая лазейку в патовой партии.
Что ж, одно она могла сказать точно – Деон не бросался громкими фразами, когда обещал убить её, если она не выполнит свою часть сделки.
– Хорошо, можешь молчать о том, кого приказывал убивать барон Глашер. Но запомни, что бы тебе ни казалось, я приказов на убийство не отдам никогда, – жёстко отрезала Сандра, нисколько не сомневаясь в правдивости заявления. – Да, я могу попросить ударить кого-то, если доведут до крайности. Но убивать, калечить…
– А если это твоя жизнь будет в опасности? – прервал её речь Деон, подавшись вперёд и уперев кулаки в стол.
Она невольно вздрогнула и задержала дыхание – мыльный шалфей снова зачесал нос, а желание спрятаться от этого хищника сковало конечности. Хотеть коснуться и при этом бояться до комка в желудке – дикая смесь в бурлящей крови.
– Моей жизни ничего не грозило все мои двадцать два года. Вряд ли что-то изменится сейчас, если, конечно, ты не имеешь в виду себя самого.
Взгляды схлестнулись, как звонкие клинки гладиаторов посреди поединка. Расплавленная серебряная амальгама и чистый голубой озёрный лёд, и никто не собирался моргать первым. Кулаки Деона так сильно вжались в столешницу, что раздался жалобный скрип дерева.
– Если уж я решу тебя убить, то тебе вряд ли что-то поможет, – криво ухмыльнувшись, он выпрямился и с совершенно неискренним смирением спросил: – Это всё, о чём ты хотела поговорить?
Сандра на мгновение задумалась, потёрла саднящие запястья. На самом деле, вопросов к нему была уйма, но какой задать первым? Наверное, тот, который больше всего свербел на языке.
– Двадцать пять человеческих жизней, – она даже поёжилась, представив эту гору тел. – Как ты вообще спишь? Неужели тебя не мучает…
– Почему что-то должно мучить меня? – с нажимом на последнее слово хмыкнул Деон, не поведя и бровью. – Если речь про тех, кто выходит на арену – они знают, против кого встают и на какой поединок соглашаются. На арене три вида боя: до первой крови, что характерно при использовании огнестрельного оружия. До нокаута – это для рукопашки. И до смерти. Сама понимаешь, где самые высокие ставки и где больше зрителей. Тот, кто становится моим соперником, даёт мне Право
– Но не твой, – уточнила Сандра. – Почему твой контракт настолько грубый? Как ты вообще подписал это? Тебя вынудили?
– Никто меня не принуждал. Я обязан барону всем, и бумага просто закрепляла этот факт. Что он был вправе мной распоряжаться, потому что я так захотел.
Окончательно запутавшись, графиня напряжённо покусала губу. Она ждала какой-то слезливой истории, что-то про несчастное детство или умирающих родителей, но что раб сам захотел отдать свободу… В точности, как Нэнни. Неужели его связывали с покойным Глашером подобные отношения? Одна она могла сказать точно: судя по пусть и грубой, но очень грамотно поставленной речи, её раб обучен не только колкостям. А бывший хозяин явно не стремился ставить его на положенную ему позицию и разрешал слишком многое.
– Ну, хорошо, – кивнула Сандра, решив, что подробностей ей точно не дождаться. – А эти семеро, убитые вне арены? Что скажешь про них, кто тебе дал Право?
– Повторюсь – почему это должно заботить меня, если я выполняю приказы господина? – не наигранно, а действительно безразлично мотнул головой Деон. – Даже в глазах закона я не несу никакой ответственности, потому что являюсь… ножом в чужих руках. Никто не отправляет на виселицу оружие, а не преступника. Оружие не мучается совестью. И ржавеет, если им не пользоваться. – Он устало почесал шею и протянул: – Теперь всё? Твоё любопытство удовлетворено, я могу идти?
– Иди. И растопи как следует печь в котельной, пока мы все тут не простудились.
Деон направился к выходу, и Сандра приготовилась вдохнуть в облегчении – в его присутствии дышать свободно не получалось совсем. Уж точно не после таких странных объяснений, только породивших новое недоумение. Но у самой двери раб вдруг притормозил, обернулся и окинул её таким многообещающим взглядом, что под рёбрами снова бешено заколотило сердце.
– Всего один момент, пташка, – как бы мимоходом решил уточнить он, не скрывая интереса к её скромному декольте. – Если ты будешь смотреть на меня, как голодная кошка на горячий обед, боюсь, у меня просто не останется выхода, кроме как тебя накормить.
Сандра открыла рот от возмущения, краснота залила лицо до самой шеи. А паршивец уже спешно выскочил за дверь, не оставив возможности парировать удар.
Опытный боец никогда не даёт шанса отыграться. Но всегда есть надежда на новый раунд.
5. Круассаны
Если среди мужчин высшего света Сандра могла найти только снисхождение и жалость по отношению к её непростому положению, то среди женщин «Леди А» пользовалась большой популярностью. Псевдоним посоветовал взять редактор «Нью Ворлд» во время первой публикации её статьи два года назад – подразумевалось, что истинное имя автора останется тайной. На деле же количество ушей, до которых долетел этот секрет через работников той же газеты и просто зевак с улицы, видевших графиню у дверей редакции, уже невозможно было сосчитать. И псевдоним стал смешной формальностью.