Хозяйка старой пасеки
Шрифт:
— Что ж, проводите меня к телу, — вмешался исправник.
Я посмотрела на свои руки, на ведро с грязной водой.
— Если вы не торопитесь, то подождите немного, пожалуйста. Если же дело не терпит… — Я мотнула подбородком в сторону экономки. — Проводите его сиятельство к месту преступления.
Не знаю, правильно ли я поименовала исправника. Сам он и бровью не повел — но поди пойми, потому ли, что я не ошиблась, или как человек вежливый не стал замечать моей ошибки. Экономка поджала губы — опять же, то
— Труп лежит там не первый час, и, думаю, не случится ничего серьезного, если он пролежит еще пару минут, — пожал плечами граф.
Бросил выразительный взгляд на сестру, которая только что не приплясывала от нетерпения.
— Спасибо. Присядьте. — Я указала на лавку: других мест, чтобы присесть, на этой кухне не было. — Вы, графиня, тоже. И вы, пожалуйста, — обратилась я к мужчине с белоснежными висками, до сих пор молча стоявшему в коридоре.
— Мы были представлены, Глафира Андреевна, — поклонился тот. — Иван Михайлович.
— Иван Михайлович любезно согласился обследовать тело, чтобы не посылать в город за уездным доктором, — сказал Стрельцов.
— Замечательно, — кивнула я.
Правду говоря, ничего замечательного в происходящем я не видела. Я моментально выдам себя, если и дальше не буду узнавать людей, с которыми была знакома Глафира. Попасть в дурдом и в наше время удовольствие небольшое, а в это — и думать не хочется.
Впрочем, нет: просто замечательно, что эксперт приехал относительно быстро. Не знаю, сколько отсюда до города, но что-то подсказывало мне: до конца дня бы точно не обернулись.
— Подождите, пожалуйста, я сейчас.
Я подхватила поломойное ведро. Тяжеленное, зараза: пропитавшееся водой дерево весило едва ли не больше, чем содержимое. И все же нечего ему посреди кухни торчать: по закону подлости непременно кто-нибудь споткнется, не опрокинет, так расплещет.
— Позвольте мне. — Не успела я опомниться, как исправник выхватил ведро из моих рук. — Незачем барышне таскать тяжести.
— Спасибо, — не стала возражать я.
Не удержавшись — как, оказывается, сложно быть молодой! — добавила:
— Однако мне не впервой.
— Я это заметил.
Его голос прозвучал неожиданно сухо. Интересно, что успел напеть про «меня» приказчик по дороге. Пока я размышляла, как бы поаккуратнее об этом расспросить, исправник распахнул дверь.
Раздался визг. Что-то пегое слетело с лестницы, возмущенно гавкнув, заскулило. Стрельцов проглотил ругательство.
Тощий грязный пес попятился, одновременно умудряясь и рычать и скулить.
Исправник аккуратно опустил ведро на крыльцо.
— Прогнать его?
Я замешкалась. Посмотрела на пса. Пес смотрел на меня. Без ошейника, шерсть свалялась клочьями. Вряд ли это здешний дворовый —
— Не трогайте его, если он сам не полезет, — попросила я исправника. Вздохнула.
Похоже, я собираюсь совершить жуткую глупость.
Я не питала иллюзий: большинство уличных дворняг — не милые лапушки, невинно выброшенные злыми хозяевами, а, по сути, дикие животные, рожденные и выросшие на улице, воспринимающие людей как источник еды… или опасности. И этот, если уж не сумел ни к кому прибиться в деревне, наверняка такой же.
Но было что-то в выражении морды пса…
Ох, да что я себе вру. В этом новом мире только глухонемой дворник отнесся ко мне по-человечески. Все утро я старательно глушила потрясение работой, но сейчас ощущение одиночества и страх скрутили так, что я едва не разревелась прямо на крылечке. Может, хоть пес станет мне если не другом, то хотя бы отдушиной?
Я медленно присела, очень осторожно протянула к нему раскрытую руку.
— Дурить не будешь?
Пес наклонил лобастую голову набок, внимательно глядя на меня. Я не стала отводить взгляд.
— Хочешь — оставайся. У меня только каша на воде, но голод не тетка, верно? Если останешься, принесу. А потом сделаем все как положено. Отмоем тебя, вычешем, блох выведем…
Интересно а чем в этом мире выводят блох: ветеринарок-то нет! Или вообще этим не утруждаются?
— Не хочешь — обижать не буду. Просто уйдешь. Если, конечно, сам обижать меня не станешь.
Я прекрасно понимала, что собака — не человек и воспринимает не смысл, но тон моих слов. И что, возможно, я создаю себе дополнительные проблемы. Но все же спросила:
— Ну так что скажешь?
2.3
Пес робко вильнул хвостом и ткнулся лбом мне в ладонь. Я потрепала его по голове, по висячим ушам. Он лизнул мое запястье.
Я улыбнулась.
— Значит, будем уживаться. Сейчас я тебя покормлю чем бог послал, а с мытьем и прочим, извини, попозже: люди ждут.
Я обернулась к исправнику, ожидая увидеть брезгливую гримасу, но тот только поинтересовался с непроницаемым лицом:
— Куда вылить?
Оказывается, все это время он держал ведро.
— Простите. Вон под ту черемуху, если вам не трудно.
Вряд ли дереву повредит немного грязи с пола, а мыло я не использовала. В шкафах и ящиках нашелся только один кусок — серый и вонючий, но все же это было хоть какое-то мыло, и я пока отложила его для посуды и рук. Оттирая доски, обошлась уксусом, которого было несколько бутылок, и ножом.
— Поздновато цветет черемуха в этом году, — светским тоном заметил Стрельцов. Ведро он держал так, будто оно ничего не весило. — Я уже надеялся, что заморозков не будет.