Хозяйка старой пасеки
Шрифт:
Я повела плечами: ветер пробрался под накинутую шаль. Заморозки. Вот почему Глаша топила печку. Что ж, у меня будет время до лета решить, что делать с отоплением. Или, возможно, перебраться в другую комнату.
Если оно будет, то время.
Я прогнала эту мысль: вот когда арестуют, тогда и стану волноваться. Нечего раньше времени панику разводить.
— Вы уверены, что этот пес не бешеный? — спросил исправник. — На первых стадиях болезни они ластятся к людям.
Интересно, вакцину здесь уже придумали?
—
— Пойдемте в дом, — сказал исправник. — Не хватало вам простыть.
— Да, спасибо.
Кухня окутала меня теплом, но едва я расслабилась, как напряглась снова. Над доктором, сидящим на лавке, нависал управляющий, что-то говоря. Заметив меня, тут же замолчал, выпрямился. Интересно, что же он там нашептывал? Впрочем, можно догадаться.
Вымыв руки, я шагнула к печи и остановилась, едва не хлопнув себя по лбу. Приблудного пса собралась кормить, а людей? Правда, людей, в отличие от собаки, я не приглашала остаться. И все же неловко как-то.
— Вы голодны, господа? У меня есть гречневая каша.
Сливочного масла я не пожалела. Холодильников здесь, естественно, не было, и оно хранилось в глиняной крынке, залитое соленой водой. Так что экономить не было смысла: дольше недели все равно не простоит.
Варвара вытаращилась на меня так, будто я предложила ей поесть из собачьей миски. Мужчины остались невозмутимыми, но, похоже, я действительно сделала что-то не то, потому что экономка прошипела:
— Точно ума лишилась!
— Сперва работа, потом трапеза, — вежливо улыбнулся Иван Михайлович.
— Да, конечно. Пожалуйста, погодите полминуты. Я обещала…
Бросив немного каши в глиняную миску и плеснув воды в другую, я вышла во двор. Пес сидел, будто понял, о чем я ему говорила, и ждал.
— Вот, держи. Знаю, что одной кашей тебя кормить нельзя, но уж что есть.
Он несколько раз лакнул воды — я выдохнула — а потом жадно начал есть кашу.
Оставив миски на улице, я вернулась в дом.
— Еще раз прошу прощения, господа.
— Не за что, — сказал Стрельцов. — Вы дали нам возможность отдохнуть после дороги верхом. Из-за недавних дождей в коляске до Липок не доедешь.
— Деревня и есть деревня, — фыркнула Варенька, задрав нос. — В Ильин-граде все мостовые каменные.
И в деревню ее понесло явно не по собственной воле.
— Да, отдохнуть было необходимо: в моем возрасте поездки верхом даются не так просто, — сказал Иван Михайлович. — Несколько минут промедления трупу уже повредить не могут. — Он хмыкнул в бороду. — Надеюсь, там действительно труп. Был в моей практике случай: приехали на убийство, а покойник оказался живехонек. Притом что топор практически полностью ушел в ткань
Управляющий сглотнул.
— Выйду подышу с вашего позволения.
— Простите. — Доктор смущенно улыбнулся. — Забыл, что вне профессиональных кругов…
— Ничего страшного, — успокоила его я. — Меня вы не напугали. Я проверила пульс на шее. К тому моменту челюсть уже окоченела…
И врач, и исправник изумленно уставились на меня.
— Вы обратили на это внимание? — спросил Стрельцов.
— Трудно было не обратить на это внимание, когда касаешься сонной артерии. Я хотела закрыть покойной рот, но, как я уже сказала, мышцы окоченели и ничего не вышло.
Не добежавший до двери на улицу управляющий сложился, не справившись с тошнотой.
— Так что к рассвету тетушка была мертва уже минимум три часа. — Я повысила голос: — Савелий Никитич, возьмите вон то ведро, — я указала на предмет, который раньше обозвала «лоханью для помоев», — и уберите за собой.
Управляющий и экономка уставились на меня так, будто я потребовала что-то совершенно непристойное.
— Да как ты смеешь? — прорычал он. Серо-зеленый цвет лица сменился на багровый румянец.
— Вы хотите заставить убираться… — я вдруг поняла, что понятия не имею, как зовут экономку, и просто ткнула в нее пальцем, — ее?
— Ах ты…
Экономка выплюнула ругательство — грязное и тупое, даже младшие школьники матерятся изобретательнее. Размахнулась, чтобы ударить. Но я не успела увернуться: пощечина пришлась в подставленную ладонь Стрельцова.
— Нападение на представителя власти при исполнении оным служебных обязанностей, — задумчиво прокомментировал он.
Экономка позеленела.
— Ваше сиятельство, да что же это! Да я же не вас, я же эту лентяйку проучить хотела. Сами ж видите, мелет что попало, совсем от рук отбилась.
— Вижу, — сухо произнес Стрельцов. — Имя и звание?
— Глафира Андреевна Верховская.
— Мне известно, как зовут хозяйку дома. Ваше имя и звание.
— Лукина Агафья Прохоровна, из духовного звания.
Варенька громко охнула:
— Дворянка позволяет отходить себя по щекам поповской дочке?
3.1
— Варвара, придержи язык.
В голосе исправника прорезалась сталь. Даже я поежилась. Варенька ойкнула и притихла. Экономка сравнялась цветом лица с давно не беленной кухонной печкой.
— Я… Ваше сиятельство, да я же любя! Да весь уезд ведь знает, почему ее в ежовых рукавицах… — Она сникла под ледяным взглядом исправника, но все же пробормотала: — Будет как с тем гусаром.
Интересно, что там за гусар? Впрочем, нет, неинтересно: мне только гусаров не хватало для полного счастья. И я совершенно не желаю знать, почему на лице Вареньки появилось что-то вроде сочувствия.