Хозяйка старой пасеки
Шрифт:
— Сотский! — рявкнул Стрельцов.
В дверях кухни возник мужчина в крестьянской одежде с начищенной медной бляхой, приколотой к армяку.
— Звали, ваше высокоблагородие?
— Просто «благородие», — поправил его Стрельцов. — Звал. Подожди минутку.
Мужик застыл. Было видно, что ему неуютно — то ли в чужом доме, то ли среди «господ». Я ободряюще улыбнулась ему, но, кажется, смутила еще сильнее.
Стрельцов повернулся к управляющему.
— Имя и звание?
— Я же представлялся… — Тот попятился, будто пытаясь спрятаться от
— Настоятельно рекомендую вам удалиться в свою комнату и оставаться там до тех пор, пока я не приглашу вас побеседовать.
Управляющий закивал, будто болванчик, и испарился. Исправник снова обратил внимание на сотника.
— Проследи, чтобы экономка прибралась в коридоре, и проводи ее в ее комнату. Там она будет находиться под твоим присмотром, пока я занимаюсь другими делами.
— Как прикажете, ваше высоко… ваше благородие.
Сотский осторожно попытался взять Агафью под локоток. Та дернулась, но под взглядом Стрельцова сникла и подхватила ведро.
Исправник развернулся ко мне, и я чуть было не отшатнулась, как и остальные. Вскинула голову.
— Мне тоже удалиться, чтобы вам не мешать?
— Вы — хозяйка дома. Проводите меня к телу.
Варенька подскочила с лавки, на ее живом личике появилось предвкушение. Исправник произнес, не глядя в ее сторону:
— Упадешь в обморок — ловить не буду.
— Я бы настоятельно не рекомендовал девицам присутствовать при осмотре тела, — вставил Иван Михайлович.
Варенька фыркнула с видом «я лучше знаю, что для меня лучше». И одновременно посмотрела на кузена умоляюще, глазами голодного и любопытного котенка. Тот сделал вид, что не заметил этого взгляда. Жестом пригласил меня выйти из кухни, что я и сделала.
— Глафира Андреевна, вы уверены, что выдержите открывшийся вид? — поинтересовался исправник.
— Я уже видела тело, — напомнила я. — Не думаю, что за прошедшие часы многое изменилось.
Мы поднялись по лестнице: я впереди, за мной исправник, следом Иван Михайлович, а за ним Варенька. Заметно было, что ей и любопытно, и страшно, причем непонятно, что страшнее — предвкушаемое зрелище или гнев кузена.
Зачем она вообще потащилась к трупу, и зачем Стрельцов вообще взял ее с собой? Поначалу я подумала, будто он не может сладить с несносной девицей, но то, как он добрым словом и взглядом распугал всех, показало, что и кузину он построит, если нужно. Или просто решил проучить несносную девчонку?
Я мысленно вздохнула. Действительно ведь, девчонка: некоторые мои выпускники были старше ее. И ведет она себя как и положено подростку. Упрямому и привыкшему быть в центре внимания. Любой ценой.
Впрочем, мне-то какое дело? Пусть эта семейка сама между собой разбирается. У меня и своих забот хватает, главная из которых — не угодить в каталажку прямо сегодня.
Шорох на втором этаже напугал меня: я на миг забыла, что там оставался Герасим. Наверное, он решил
— Вот у кого бы сотскому поучиться, — хмыкнул исправник.
Дворник поклонился нам, отступил в сторону.
— Иди отдохни, — распорядилась я.
Герасим вопросительно посмотрел на меня, будто желая убедиться, что мне не нужна помощь.
— Отдохни, — повторила я. — И, если пойдешь во двор, я там пса прикормила. Не обижай его. Если он, конечно, первый кусаться не полезет. Пусть остается.
Дворник снова поклонился, давая понять, что принял к сведенью, и начал спускаться по лестнице.
— Кузьмин говорил, будто дворник глухонемой, — сказал Стрельцов, глядя ему вслед.
— Немой, но не глухой, — поправила его я. — Он встал, когда услышал наши шаги, — вы ведь наверняка тоже обратили на это внимание. Ну и в целом с ним можно общаться голосом.
— Но допросить едва ли получится, — задумчиво произнес исправник.
— Почему же? — удивилась я, открывая дверь и жестом приглашая гостей внутрь.
В комнате по-прежнему царил полумрак из-за плотных штор, только в луче света, пробившемся между ними, плясали пылинки. Покойница, как и полагалось покойнице, оставалась в постели, топор так же торчал во лбу. Разве что запах изменился: в нем появились отчетливые нотки тухлятины, как от заветрившейся крови.
Иван Михайлович устремился к трупу, Стрельцов остался в дверях, заслоняя зрелище то ли от меня, то ли от заметно побледневшей кузины.
— Он же немой, — продолжил он начатый разговор.
— Вы как будто никогда не играли в «да-нетки», — фыркнула я и осеклась, вспомнив, что в детстве исправника явно были другие игры.
— Не довелось. Просветите меня.
— Ведущий загадывает ситуацию, нелепую или комичную, а игроки отгадывают, задавая ему вопросы. Отвечать можно только «да», «нет» или «не имеет значения».
— Например? — заинтересовался исправник.
— Девушка вошла в… — Тьфу ты, чуть не сказала «загс»! — … в церковь с одним любимым мужчиной, а вышла с другим. Всех все устраивает. Как так?
Варенька широко распахнула глаза, явно собираясь возмутиться безнравственностью вопроса.
— Ну, это просто, — рассмеялся Стрельцов. — Вошла с отцом, вышла с мужем. — Он посерьезнел. — Боюсь, с вашим Герасимом будет сложнее.
Он прошел в дверь, разглядывая обстановку. Варенька вытянула шею.
— Труп холодный, окоченение хорошо выражено во всем теле, — сказал Иван Михайлович, распрямляясь. — Прошло не меньше шести часов, но не больше суток с момента смерти. Если принять во внимание замечание Глафиры Андреевны, что в момент обнаружения тела челюсть уже была малоподвижной.
Варенька сглотнула, попятилась.
Стрельцов посмотрел на меня, будто не замечая ее реакции.
— Кто-нибудь может подтвердить это?
Графиня с тихим вздохом повалилась набок.