Хозяйка заброшенного поместья
Шрифт:
— Ты куда пропала, касаточка? — окликнула меня Марья.
Я вышла из своей комнаты, где переодевалась, и она ахнула.
— Что ж ты делаешь, стыдоба-то какая! Немедленно вернись и оденься как следует!
Кажется, теперь пришел мой черед недоумевать, «а что такого». Видимо, выражение лица у меня было соответствующее, потому что она продолжала причитать:
— Поверить не могу, что ты со всем остальным и всякий стыд забыла! Разве ж можно без юбки на людях появляться!
— Не без штанов же!
— Да барышне что в штанах, что без штанов — все едино! Чтобы каждый
— Глупости, — отмахнулась я.
— Оденься немедленно как положено, пока никто не видел!
— Ты же видела, — хмыкнула я. — В конце концов, если царице самой не зазорно было мужской костюм надевать, то почему мне нельзя.
— Да неужто царица так делала! Это ж курам на смех!
Понятия не имею, на самом деле, как одевались здешние царицы. Наша Елизавета любила и на маскарад в мужской костюм одеться, чтобы ножки показать, и гвардейский мундир нашивала. Но уточнять это, пожалуй, не стоило. Поэтому я, больше не вдаваясь в споры, направилась в сарай за инструментами. Марья запричитала мне вслед, но как-то без огонька, похоже, поняла, что бесполезно.
Работы было много, даром что обрезать придется по минимуму. Только сухие и поломанные ветки, да немножко проредить кроны. Если сделать сразу все как надо, учитывая, что садом несколько лет никто не занимался, есть риск ослабить деревья. Доведу до ума осенью, а может, и на следующий год только получится сделать все правильно. Но и сейчас срезанных веток будет немало, куда их девать? Сжечь?
Пожалуй, начну-ка я не с обрезки, а с ящика под компост. Понятно, что, пока не потеплеет, преть не начнет, но хотя бы появится место, куда ветки, слишком тонкие для печи, сложить, и золу, оставшуюся после щелока, вынести. Туда же очистки и объедки разнообразные, кроме мяса и рыбы, конечно. Впрочем, их Марья прекрасно скармливала курам.
Странно, что Настина маменька, хорошая хозяйка, компост не закладывала. Или просто я пока не увидела? Или за прошедшие годы все развалилось?
Я заглянула к Марье, которая в очередной раз вливала в Петра чай с медом.
— Было такое, — подтвердила Марья. — За теплицей аккурат. Да только как маменька твоя померла, никто особо и не возился.
Я вспомнила, что видела за теплицей засыпанный снегом холмик. Пришлось вооружиться лопатой. Но, даже не отгребя до конца снег, я поняла, что старый ящик сам годится уже только на компост.
Значит, нужно будет расчистить от снега место рядом — благо стена теплицы прикрывала этот участок от ветра и слой снега был совсем тонким, кое-где даже земля проглядывала. В столярке, как называла Марья еще один сарай, нашлись доски и инструменты. Я в который раз подивилась, как же быстро можно пустить по ветру доброе хозяйство. Ну ладно Настенька, ей по молодости безалаберность простительна, но папенька-то ее чем занят был? Вином да картами горе глушил?
Я не стала долго об этом размышлять: все равно ничего не изменить. Отпилила по размеру сколько нужно досок, перетаскала их за теплицу и начала сколачивать ящик. За стуком молотка и моей руганью не
— Эй, кто живой есть?
Я остановилась. Теперь стали слышны и шаги.
— Кто-нибудь! — Голос был незнакомый, мужской. — Эй ты, человек…
Я оглянулась. Парень лет двадцати, одетый во что-то вроде шинели из синего сукна и треух. Выглядел он растерянным, точно никак не мог определить, что за «человек» перед ним. В барской одежде, но с молотком, в штанах, но в бабском платке.
Это не дом, это проходной двор какой-то!
Парень же, увидев мое лицо, подобрал отвисшую челюсть.
— Настасья Пална?
— Слушаю, — ответила я.
— Хозяин мой, Виктор Александрович, велели вам записку передать.
Парень достал из-за обшлага конверт, протянул мне. Я отметила, что кланяться он не стал. Не то чтобы мне это нужно было, но на фоне поведения Дуни — царапнуло. А он ухмыльнулся и добавил:
— И на словах велели выяснить, не рехнулась ли барыня часом окончательно.
21.2
Я смерила его задумчивым взглядом. Вряд ли в исполнении хрупкой и юной Настеньки это подействовало так же, как взгляд тетки за сорок с соответствующим телосложением и выражением лица, но ухмыляться парнишка перестал.
Интересно, Виктор в самом деле велел передать это на словах? Или лакей зарвался, почуяв безнаказанность?
В любом случае «аспида» здесь нет, а воспитывать чужих слуг я не нанималась. Поэтому я просто сунула письмо в карман и снова присела над ящиком. Работа сама себя не сделает.
— Настасья Пална… — Парень попытался перекричать стук молотка. — Настасья Пална, барин велел ответ принести.
«Тебе велел — ты и неси», — хотелось огрызнуться мне, но этот тип не заслуживал даже того, чтобы хамить ему в ответ. Поэтому я продолжала заколачивать гвоздь за гвоздем. Парень потоптался еще какое-то время, пошел к дороге.
Я поглядела ему вслед — хоть умом понимала, что опускаться до базарной свары не стоит, оставалась внутри какая-то неудовлетворенность. Жаль, нельзя силой мысли подножку подставить.
Парень вдруг споткнулся, замахал руками и плюхнулся в снег. Подхватил слетевшую шапку, ругнулся, ойкнул, опасливо глянув на меня, и заторопился прочь.
Я затрясла головой. Не может ведь такого быть, чтобы малолетний хам споткнулся о невидимую веревку, которую я представила у него под ногами! Я даже не поленилась пройти посмотреть, но ничего особенного не обнаружила. Тропинка — пока я бегала туда-сюда, успела утоптать снег. И ровным счетом ничего, обо что можно было бы споткнуться.
Мгновенная карма настигла, решила я. Споткнулся на ровном месте, со всеми случается. И хватит глазеть, дел по горло.
Наконец я оглядела то, что получилось. В плотницкую артель не возьмут, но назначение свое ящик — точнее, тяжелая коробка без дна и крышки — выполнить должен.
— Барыня, я ивовые прутья принесла, как вы велели, — окликнула меня Дуня.
За ее спиной, прихваченная веревкой, висела целая вязанка веток. И, судя по тому, как девушка держала плечо, весила эта вязанка прилично.