Хозяйка заброшенного поместья
Шрифт:
Снова заколотилось сердце и загорелись щеки. Я рассердилась на себя. Хорош, ничего не скажешь, но разве мало я полуголых мужчин за свою жизнь повидала? Так чего реагирую как девчонка!
В следующий миг кровь бросилась мне в лицо так что жарко стало. Переодеваясь, я просто сложила одежду на сундук — и теперь мои панталоны сияли белоснежными кружавчиками на всю комнату. Как я могла забыть! И Марья не убрала. Вряд ли специально, об «аспиде» она по-прежнему отзывалась не слишком хорошо и не стала бы позорить меня
— Дуня, поставь воду рядом с комодом, — сказал Виктор, не оборачиваясь.
Я не стала сообщать, что я не Дуня. Просто двинулась к комоду. Оставить воду, побыстрее сгрести в охапку свои вещи да отмыться наконец.
— Надо говорить «да» или «как прикажете», чтобы господа знали, что их услышали, — учительским тоном сообщил Виктор, по-прежнему глядя в окно.
— Да, барин, — пропела я. — Как прикажете, барин.
Он развернулся.
— Вы?!
24.1
Я не стала отвечать на явно риторический вопрос. Поставила кастрюлю на комод рядом с тазом.
— Здесь кипяток. — Пар от воды был заметен, но лучше я скажу лишний раз, чем человек обожжется по невнимательности. — Сейчас Дуня принесет ведро холодной воды, вам должно хватить. Это уксус. — Я вытащила из кармана бутылку, тоже поставила ее на комод. — Им проще оттереть купорос с кожи, потом нейтрализуете уксус мылом и ополоснете водой.
— Вы меня удивили своей заботой. Спасибо вам за нее, — с непроницаемым видом произнес Виктор.
— Не за что. — Я сгребла в охапку свои вещички, тщательно укрыв белье платьем. Глупо, он наверняка все уже увидел… да в конце концов, не мог не видеть исподнего собственной жены, а вот откуда во мне внезапно проснулась такая стеснительность?
— Здесь стало тепло, — сказал вдруг он.
Я кивнула, не зная, что ответить. Впрочем, он, кажется, и не ждал моего ответа.
— Удивительно, как преобразился дом за какие-то несколько дней. Будто ожил и радуется тому, что снова может дать людям тепло и уют.
Виктор и в самом деле погладил стену над комодом, словно живое существо.
— Может быть, — не стала спорить я.
Мне этот дом почему-то казался родным, будто в нем выросла я, а не Настенька. Я приводила его порядок с тем же удовольствием, с каким возилась с родительским домом и огородом. И мне тоже казалось, что дом платит ответной любовью, — потому я и перестала мерзнуть, ведь только убрать сквозняки явно недостаточно.
— Может, он просто соскучился по хозяйской руке, — добавила я.
Виктор ничего не ответил, но на лице его читалось: «Что мешало раньше хозяйскую руку приложить?» Однако ответа на этот вопрос у меня не было. Виктор упоминал, что Настенька не любила родной дом, почему — кто сейчас скажет?
— Вы тоже переменились.
Я-то
— И это возможно. Близость смерти заставляет о многом задуматься, а я оказалась к ней очень близка.
Он ответил не сразу, и я уже шагнула к двери, когда услышала:
— Жаль, но уже вряд ли можно что-то изменить.
Я пожала плечами.
— С этим я тоже не стану спорить. Не все ошибки можно исправить, и не в каждую реку стоит входить дважды.
Виктор промолчал. Мне тоже нечего было сказать, хотя какой-то червячок и грыз внутри. Может быть, жаль стало Настеньку, так и не узнавшую, что такое семейное счастье, а может, еще что…
Точно! Полотенца-то я ему и не принесла! Ничего, в сундуке есть. Откинув крышку, я склонилась над ним, одной рукой перебирая белье. Как назло, попадались одни маленькие, для рук и лица только и годятся, крупному мужчине не вытереться.
— Анастасия.
Голос Виктора прозвучал неожиданно хрипло.
— Погодите, — отмахнулась я, продолжая копаться. Одной рукой было очень неудобно, но выпускать свои вещи из второй мне не хотелось.
Виктор оказался рядом в несколько шагов, не слишком церемонясь, потянул меня за плечо, заставляя распрямиться. Развернул к себе.
— Не дразните меня.
— Что? — Я растерялась.
— Зря я подумал, будто вы изменились. — В его голосе промелькнули хриплые нотки, от которых меня бросило в жар. — Одна видимость. Все ваши штучки остались прежними.
— Что вы несете? Я просто искала вам полотенце!
— Полотенце, да. Так долго искали полотенце в собственном сундуке. Вы меня за дурака держите? Думаете, я поверю, будто вы не сознаете, как выглядит ваша… ваш тыл, когда вы вот так нагибаетесь, в штанах?
— Как выглядит?
Тыл как тыл, и штаны даже близко не скинни. Нагнуться можно спокойно, ни трусы, ни ягодицы торчать не станут. Впрочем, трусов здесь все равно не носят…
— Или вы думаете, будто можно убедить меня передумать, просто заставив вспомнить, что я еще ваш муж и могу потребовать супружеского долга? Будто близость, даже если случится, что-то изменит?
— Вы бредите!
До меня наконец дошло. Если женщины всю жизнь носят по паре нижних юбок под платьем, даже обнаженная щиколотка может выглядеть порнографией. А уж обтянутая штанами, гм… тыл, торчащий над сундуком, способен и взрослого мужчину превратить в озабоченного подростка.
— И не считаю, что у вас осталось право хоть что-то требовать, кроме развода. — Я сунула ему полотенца. — Придумали тоже, долг!
— Почему нет? — Виктор отшвырнул их на кровать, шагнул ближе.
Я выставила между нами ворох одежек, что все еще держала в руках, попятилась. Сколько бешенства было в его глазах!