Хозяйка
Шрифт:
Пустым взглядом она смотрела в белую стену перед собой. И если раньше произнесенное кем-то, невидимым и неопределяемым, подверглось бы тщательному анализу, то сейчас Татьяна раз и навсегда поверила в сказанное, впустив слова в самое средоточие сердца. Она действительно стала Стражем порога — осознание пришло так же ясно, как и услышанное. И отныне великое нечто, сильное и мудрое, незримо пребывало рядом, помогая советом из уст всех в срок ушедших докторов Лазаретов…
Татьяна Викторовна коротко вздохнула. Провела ладонью по глазам, словно стирая сон, зацепившийся за ресницы. Что-то пригрезилось в тишине Центра управления… Что-то грандиозное!
Пора было возвращаться в
Она покинула Центр управления и вернулась в Лабораторию. Мысли текли неспешно, лениво, и даже знакомое имя не ускорило их ход. «Ты — моя привычка! — сказал ей как-то Артем. — Когда я долго не вижу тебя, возникает ощущение, что мне не хватает воздуха. Вот такая эмоциональная асфиксия…». Странно, что она только сейчас вспомнила об этом. Мешало зеленое одеяло из кошмаров, та пелена, что скрывала — то ли милосердно, то ли наоборот — десяток лет ее жизни. С Артемом и без него. Конечно, какие-то воспоминания выплывали, словно сонные рыбы на поверхность сознания, но только после ее появления в Лазарете, прогресс пошел быстрее. Рушилась Великая Стена молчания, которую она возвела внутри и вокруг себя, сцементировав горем, прокрасив отчаянием и укутав зеленой шерстью тоски.
Татьяна автоматически составляла препараты в холодильник, сверяясь с данными классификатора, которые Э вывел прямо на рабочий стол. А воспоминания тянули прочь отсюда — под холодное, крупой сыпящее небо Земли, к обледеневшим, вздернутым ветвям и пустынным дорожкам. Туда, где улицы еще помнили их шаги, а зеркала — улыбки. Где в желтых кругах под фонарями они целовались самозабвенно, в маленьких забегаловках грели застывшие ладони под свитерами друг у друга, зубрили латынь на спинках скамеек в заброшенном парке. Словно яркие монпансье из запретной коробки они сыпались и сыпались — памятные минутки и дни, часы и ночи.
— Э, сколько времени по метрике Земли прошло с тех пор, как я появилась в Лазарете?
«Восемнадцать месяцев», — пришел безмолвный ответ.
Полтора года? Полтора!..
Татьяна закрыла холодильник, даже не обратив внимания на зеленую индикацию классификатора — какой-то из препаратов не соответствовал образцу-матрице, заложенному в память Э. И поспешила в свой сектор. Где-то было это… Горький глоток прошлого. Горький до слез. Как же она могла забыть? Красная монастырская стена. Нищие у ворот. Буйство красок. Ярких восковых цветов…
Торопясь, она вытащила из самой глубины личного хранилища, похожего на раздвижной ларь, старую сумку и, покопавшись в ее нутре, извлекла на свет коричневую склянку с аптечной наклейкой. Поболтала на свету, решительно сунула в карман комбинезона и отправилась в покои Лу-Тана, ставшие вторым пристанищем телу и первым — душе. Здесь, устроившись в любимом шезлонге, Татьяна Викторовна вскрыла склянку, одним махом проглотила содержимое и, едва не заплакав от горечи, поторопилась закусить крочерсами. Привкус «рыбы» отбил мерзкий вкус спирта. Полтора года! Сейчас на Земле дует промозглый ветер, блестят покрытые тонким льдом дороги. И падают белые хлопья… Осыпаются цветы зимы, погребая людские мечты и надежды.
Спирт
Татьяна спала, по-детски свернувшись калачиком, словно желая стать маленькой и защищенной. Бим поворочался, устраиваясь в ногах, и затих. Шуня заполз к ней на плечо и повис там легким розовым помпоном.
Приглушенный свет вдруг стал агрессивным, словно белая ярость полыхнула из гигантского зрачка. Станция покачнулась. Но лишь на мгновение. Хозяйка спала и не могла видеть окружающие Лазарет звезды. Другие звезды.
Слепое пробуждение… Выплыли откуда-то из скомканного сна, где под тусклым фонарем ждала и не могла дождаться закутанная фигура, эти два слова. Слепое пробуждение: отсутствие мыслей, вялость восприятия, мерзкий привкус во рту, сухость в глазах. Да. Давно не случалось с ней такого печального события! Татьяна села, уткнув лицо в ладони. Где-то на далеком Крелосе, под тоннами свинцовых вод, покоится в подводном гроте тело Учителя. Вряд ли когда-нибудь она сможет навестить его там. Но так же неизмеримо далеко стылая земля, в которой похоронен Артем. Что ж, во всем есть свои плюсы и минусы. Ни из-под толщи вод, ни сквозь ветви старых кладбищенских лип не видно было бы тех холодных огней, что заполняют пустое пространство призрачного галактического небосвода вокруг Лазарета.
Татьяна Викторовна встала, плеснула в лицо пригоршню воды из бассейна, чтобы окончательно прогнать сонную одурь, и поспешила прочь из покоев Лу-Тана, чтобы кинуть взгляд на своих сиятельных друзей перед тем, как начать новый день. Но на пороге смотровой остановилась, недоуменно оглядываясь. Что-то было не так. Звезды сместились, одни заменили собой другие. И это ощущение, словно ступаешь по стеклу, словно смотришь в туман и ждешь, что оттуда явится что-то… Медленно, будто опасаясь слов, Татьяна приказала Управляющему Разуму сделать пол прозрачным. Переливчатое нежное сияние залило помещение…
Он плыл под ногами — прекрасный бело-голубой шар, укутанный пенными циклонами, светящийся мягко, словно жемчуг. Опешив, Татьяна села прямо на пол, прижав ладони к полу. На ее вопрос, безмолвным криком разнесшийся по станции, Э поспешил ответить коротко и емко: «Земля». После первого шока пришло осознание, что этого просто не может быть! Она спит и видит сон, не понятно только, хороший или дурной? Но пол был теплым и пружинил, мерзкий вкус во рту требовал немедленной дезинфекции, и еще жутко хотелось есть. Татьяна стиснула зубы, поднялась и заставила себя выйти из смотровой и не оглядываться, пока дверь не закроется. Сейчас она примет душ, пробежит пропущенные вчера круги по коридорам станции, позавтракает и вернется. Если планета все еще будет висеть под ногами — значит, Татьяна не сошла с ума.