Хозяйка
Шрифт:
Она так и сделала, ежесекундно ловя себя на том, что яростно желает оказаться в смотровой. Но лишь когда большая «утренняя» чашка чая была выпита, Бим накормлен и обласкан, а тамп явился, чтобы занять привычное место на ее запястье, Татьяна медленно, считая в уме шаги, двинулась по коридору к заветной двери. Пространство кривилось, насмехаясь. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Да что это такое, в конце концов! Надо взять себя в руки. Сейчас двери откроются, и она увидит привычные соцветия созвездий, наползающую зеленоватую дымку космической пыли, близкий и знакомый перекресток миров.
Двери двинулись в стороны, выпуская плеснувший вкрадчивой волной голубой отсвет. Не заходя в смотровую, Татьяна
Решительно оторвавшись от стены, Татьяна вошла в смотровую. Бим, следовавший за ней по пятам, удивленно затявкал, смешно семеня и утыкая нос в прозрачный пол, под которым плавало, подобно гигантской рыбе нечто, подозрительно похожее на надувной мяч. Глубоко в собачьей памяти заворочались смутные воспоминания — заросший травой двор, смешливые дети, играющие в яркий мячик, который подлетал высоко-высоко, к самым облакам, и неуклюжий щенок, путавшийся у всех под ногами и звавшийся Бимкой. Ощущение счастья сменилось тоской, острой, как осколок в груди. Заскулив, спаниель вспрыгнул на колени к хозяйке и улегся там, хотя и было неудобно, теплым боком чувствуя ее спокойное, надежное тепло. Татьяна задумчиво поцеловала его в лоб и застыла, уставившись вниз, туда, где голубая пригоршня держала забытые горькие и счастливые воспоминания. Тамп, растянувшись кляксой на полу, наблюдал за странным явлением, медленно обползая пространство смотровой.
Татьяна Викторовна смотрела в глаза чужим звездам и понимала, что где бы человек ни оказался, как бы ни прятался, ни пытался забыться — рано или поздно прошлое настигнет его. И может поглотить, навсегда укутав в слепом пробуждении давно истекшего времени.
Когда-то она думала, что время состоит исключительно из прошлого. Да так и было в ее той жизни. Настоящее забывалось с каждой минутой, ткалось серым однообразным полотном, в котором замирала весна, скучала осень, раздражала зима, а лето, которое ранее всегда ожидалось с радостью, лучше бы вообще не наступало. Жизнь раскололась на две неравные части межвременьем, в котором она пребывала. Возможно, настала пора стянуть оба берега, зашить прореху, решившись на отчаянный и безумный шаг. Пора посетить Землю… Как там было у классика: любовь к отеческим гробам? Татьяна спустила Бима с коленей и поспешила в Центр управления.
Спустя несколько часов дверь дока медленно ползла вверх. Татьяна, одетая в ту самую одежду, в которой прибыла на станцию, следила за переборкой с сильно бьющимся сердцем. Незаметная пластинка СЭТ на лбу придавала уверенности, что она не одна, но, увы — совсем маленькую. Она уже сообщила Э, что ему придется рассчитать курс до планеты и взять на себя управление кораблем. Однако полностью полагаться Татьяна Викторовна привыкла только на себя, поэтому поспешно «впитала» общий курс управления МОД, отчего голова слегка побаливала, а сознание выдавало загадочные сентенции, типа «биолокационных метрик континуума» или «уровня падения герметичности до трех Дэ». Бима и Шуню она, скрепя сердце, решила не брать. Кто знает, чем закончится ее первый самостоятельный полет и, уж тем более, первое приЗемление?
Знакомый голос раздался, когда
— Я знал, что когда-нибудь этот момент наступит, Танни! — разнеслось по коридорам станции, и боль потери вновь разбудила сердце, войдя в него стальной иглой. — Рано или поздно — вы захотели бы вернуться на Землю. Я не увижу, почему вы захотели это сделать. Но раз курс проложен при вашем участии и ведет на вашу родную планету — значит пришло время мне ненадолго вернуться оттуда, где я нахожусь, и дать пару советов.
Татьяна слушала хрипловатый голос Учителя, похолодевшими руками комкая комбинезон на груди, но не замечала этого. Она понимала, что звучавшее — не более чем программа, активированная прокладкой курса на Землю — Лу-Тан только что признался в этом. Но ощущение его присутствия где-то внутри станции вновь стало таким сильным, что перекрыло боль и тоску по нему. Он не покидал Татьяну даже после смерти — старый доктор, любимый «морж». Он заботился о ней и наставлял, как когда-то.
— Вернитесь в мои покои, — продолжал голос Лу-Тана. — В том, что вы называли уморительным словом «тумбочка», лежат все ваши документы, а также денежные знаки — вашей страны и еще нескольких, самых крупных. На ваше имя открыты счета в некоторых надежных земных банках, там тоже есть средства, которые могут пригодиться. Я надеюсь…, - Лу-Тан помолчал, словно подыскивая слова, — что причина, по которой вы возвращаетесь, не задержит вас внизу надолго. Станция будет скучать без вас, Танни!
Его голос затих, рассыпая щедрым эхом ранящие осколки последней фразы. У Татьяны перехватило дыхание. Именно эти слова он сказал ей, прощаясь навсегда. Она побежала в его сектор и, действительно, в нижнем отделе «тумбочки», куда никогда не заглядывала, обнаружила контейнер с документами и толстые пачки денег, запакованные в специальные пакеты. Поколебавшись, сунула паспорт в карман джинсов, рассовала по карманам куртки рубли и доллары, и поспешила в док.
МОД просыпался, когда она вошла. Люк был дружески открыт, мерцая по краям тем же рубиновым свечением, что и кресты на боках. Татьяне же отверстие показалось раззявленной пастью, готовой поглотить новичка, чтобы исторгнуть из глубин где-нибудь в далеком космосе. Перед первой своей операции на открытом мозге она так не мандражировала, как сейчас!
Было тихо. Пса по ее указанию Э запер временно на кухне, а тампа — по всей видимости там, где обнаружил. Маленькое существо уже давно полностью освоилось на станции и иногда пропадало на несколько часов, посещая такие места, о которых Татьяна даже не догадывалась. Впрочем, она была уверена в том, что Управляющий Разум бдит и не даст что-либо испортить озорному тампу, который «совал любопытной нос» буквально везде не из вредности, а исключительно из природного любопытства.
Покидая станцию, Татьяна всегда оглядывалась неосознанно. И сейчас, посмотрев в мягко укутанное свечением пространство бесконечных коридоров, поймала себя на мысли, что прощальный взгляд в недра станции становится традицией. Она тихонько улыбнулась, хотя внутри нарастал панический ком, и шагнула внутрь МОД.
Кресло первого пилота уже ждало ее. Основная тач-панель переливалась огнями, словно ободряюще подмигивала. Но сенсоры управления и универсум были темны — Э проложил маршрут и приступил, через СЭТ, к управлению кораблем. Татьяна отслеживала его манипуляции, сверяясь с изученными в обучающей программе. Она бы записывала, ей-богу, если бы было чем. Впрочем, последовательность операций отныне была намертво запечатлена в сознании. Единственное, чего не хватало — двигательной памяти, мышечных инстинктов, уверенных движений пальцев по тач-панелям, ладони в прохладных объятиях универсума. И снова Татьяна ощутила укол сожаления оттого, что боится погрузить руку в это чудо инопланетной техники.