Храм Фортуны
Шрифт:
Небольшой отряд подскакал к Остийским воротам около полуночи. К удивлению бдительного Куриона, охраны там не было; дремал, опершись на копье, лишь какой-то инвалид из городской когорты. Но Постума это не насторожило.
— Веди на место, — приказал он Никомеду, когда они спрыгнули с лошадей.
Один из матросов поручил животных заботам сторожа из прокатной конторы и семеро мужчин вошли в ворота Рима.
Миновав акведуки Аппийского водопровода, они быстро направились в Субуру, где, по словам Никомеда, в доме одного из купцов их уже
Куриону эта экспедиция нравилась все меньше и меньше, но, видя состояние Агриппы, который просто кипел от бешенства, офицер предпочитал не заводить с ним разговор на эту тему, а лишь пристально смотрел в спину Никомеда, сжимая под плащом рукоятку острого морского кортика.
— Ну, долго еще? — нетерпеливо спросил Постум, когда они преодолели несколько стадиев и углубились в плотно заставленный многоэтажными домами район.
— Уже скоро, господин, — ответил грек, внимательно и тревожно оглядываясь по сторонам.
С приближением решающего момента он трусил все сильнее и с трудом сдерживал дрожь в коленях. Никомед понимал, что, когда его предательство раскроется, шутить с ним никто не будет.
Постум нетерпеливо подергивал плечом, до боли закусывая губу. Как ему не терпелось отомстить, наконец, за всех — за мать, за братьев, за себя. Свести счеты с ненавистной Ливией и ее лживым сыночком. А потом наградить всех тех, кто не бросил его, кто помнил о нем, кто помогал. И нет разницы, был ли это патриций и сенатор Гней Сентий Сатурнин, или какой-то бродяга с виа Аппия. Они все поддержали его дело, справедливое дело, и получат по заслугам.
Никомед старательно вертел головой, вглядываясь в темноту. У него сейчас была только одна мысль — дойти до условленного места, где затаились головорезы Эвдема, подать сигнал и удрать подальше. Ему совсем не хотелось потом смотреть в глаза Агриппе Постуму или Куриону.
Каждый шаг приближал их к засаде. Громоздились по обеим сторонам улицы молчаливые, темные высокие инсулы; где-то вверху между ними мертвенно-бледным светом отливала луна.
Наконец, Никомед увидел то место, о котором ему говорили. Здесь! Пора!
"О, Зевс Громовержец и ты, Меркурий, мой покровитель, помогите. " — зашептал потный от страха грек.
Он дрожащей рукой нащупал на шее веревочку, на которой висел свисток, врученный ему Ливией. Потянул, сжал серебряную трубочку в кулаке.
И быстро коротко свистнул три раза.
А потом, словно заяц, за которым гонится свора собак, нырнул в заранее присмотренную подворотню.
Агриппа, Курион и матросы на миг замерли от неожиданности. А в следующее мгновение из каких-то дверей, из-за углов, из ниш в зданиях стремительно выскочили полтора десятка фигур и набросились на них. Люди двигались молча, без криков и шума. В их руках были дубинки и мечи.
— Предательство! — громко крикнул Постум. — Держитесь, друзья! За мной!
Он успел выхватить меч из ножен, но тут сильный удар по голове сбил его с ног. Агриппа полетел
Курион всадил свой острый кортик в живот одному из нападавших и бросился на помощь Постуму. Но чье-то лезвие вонзилось ему в спину. Перед глазами трибуна вспыхнули огни, голова закружилась. Оказавшийся рядом Эвдем резко рубанул его мечом по шее, и Курион рухнул на землю, истекая кровью. С моряками тоже было быстро покончено — те не успели даже оказать сопротивления.
У Эвдема был приказ живыми никого не брать, кроме Постума. И он его выполнил. Помощник Сеяна был очень доволен собой, он уже предвкушал награду, которую получит от своего господина. Хотя, конечно, голова его еще здорово гудела после удара дубинки Корникса. Но ничего, это скоро пройдет.
Агриппу — связанного и наполовину потерявшего сознание — подняли на ноги и швырнули в запряженную парой мулов крестьянскую повозку, которая ждала неподалеку. Тут же появился и Никомед, гордый, как павлин. Он воинственно хмурил брови, но к Постуму все ж близко не подходил.
Эвдем отдал короткий приказ, погонщик щелкнул плетью, и повозка медленно покатила по улицам Субуры. Остальные участники нападения пошли за ней пешком.
Трупы Куриона и матросов остались лежать на месте схватки. Черная в свете звезд кровь медленно растекалась из-под тел.
«Армия» Постума, не зная, что случилось с их предводителем, в назначенное время подошла к Остийским воротам Рима. По дороге к походу присоединялись все новые группы людей; нагнал войско и бывший пират Феликс с остатками своего отряда.
Таким образом, к городу прибыли около семи тысяч человек — неорганизованных, своевольных, плохо вооруженных и обученных, по большей части пьяных — но это была сила, с которой следовало считаться.
Сеян, который расставил своих преторианцев на позициях между Остийскими воротами и храмом Доброй богини и который каждые полчаса получал от агентов Ливии сведения о продвижении противника, начал уже опасаться за исход операции. Ведь он располагал лишь двумя с небольшим тысячами солдат. Правда, солдаты эти были прекрасно экипированы и подготовлены, но все же...
Если бы вдруг хоть часть горожан решила прийти на помощь людям Постума, преторианцам пришлось бы туго.
А на подкрепление им рассчитывать не приходилось — по приказу Ливии остальные гвардейские когорты, расквартированные в городе, должны были оставаться на месте и ни в коем случае не выходить на улицы. Императрица опасалась, что эти подразделения не будут особо рьяно защищать цезаря, а то и вообще могут перейти на сторону Агриппы. То же относилось и к отрядам префекта города.
Но когда толпа сторонников Постума подошла к Риму, у Сеяна не оставалось другого выхода, как только принять бой и повести его в соответствии с заранее намеченным планом.