Храм Юнисы
Шрифт:
В XV веке династия Мин тоже присылает на утёс экспедицию. Они возводят новый храм и посвящают его божеству Гуань Инь. Что влекло в далёкое, почти пустынное место могущественных правителей?
Андрей стоял на утёсе и смотрел на окружающий его простор.
Всему, что он видел, подходило единственное определение – покой. Хотелось поднять руки к синему небу и восторженно кричать. Он с тоской взглянул на изуродованные протезами руки и тяжело вздохнул:
– Эх! Вернуть бы молодость, силу, руки, начать всё заново.
Набежавшее облако на миг
Он подступил к краю утёса и заглянул вниз. Налетевший порыв тёплого ветерка, едва коснувшись лица, унёсся по своим делам. Тихий шелест волн ласково убаюкивал, голова приятно закружилась, на душе вдруг стало спокойно и безмятежно. Чёрная вода манила. Казалось, сделай шаг – и все беды останутся позади. В висках звонко застучали молоточки, а в голове возник образ седого, смутно знакомого воина в древних доспехах. Он протянул руку и ободряюще улыбнулся:
– Смелее, солдат.
– Наваждение какое-то, – тряхнул головой Андрей, отступая от обрыва, – так и сорваться не мудрено.
Он уже повернулся, чтобы уйти, как под ногами затрещало, и кусок скального карниза, захватывая его с собой, обрушился вниз.
– Как глупо, – успел подумать Андрей и с головой ушёл под воду…
Через два дня за ним пришёл буксир. Его капитан Серёга обыскал окрестности и опросил жителей, но своего пассажира не нашёл. Небольшая спортивная сумка, оставленная возле старой пушки, и непочатая бутылка водки – всё, что удалось обнаружить. В сумке, кроме нехитрых пожитков, лежал носовой платок с двумя серебряными крестами «Ордена Мужества».
– Похоже, ты нашёл свой «Храм Вечного Покоя», – вздохнул Серёга и бросил боевые ордена капитана во вдруг ставшую чёрной амурскую воду…
Глава 3
Чжень Вань Янь заботливо поправил на груди уснувшего воспитанника сползшее одеяло, приложил ладонь к горячему лбу ребёнка и, горестно вздохнув, тихо вышел из комнаты. Единственный сын штабс-капитана Императорского русского Географического общества, Иннокентия Ивановича Лопатина, тихо угасал.
Три месяца назад он с друзьями бегал на Москву-реку смотреть ледоход. По всей реке, скрепя и потрескивая, ползли льдины. Они толкали и давили друг друга, выворачивая наружу серую, обглоданную изнанку. В ещё прочных заберегах появились проталины.
Андрюха Лопатин и его закадычный дружок Мишка Кравченко швыряли на ледяные поля маленькие ледышки, стараясь метнуть их как можно дальше. Азарт соревнования захватил десятилетних проказников.
Андрюха, стараясь забросить ледышку дальше соперника, с разбегу подскочил к заберегу и со всех сил метнул её по льдине. Инерция потащила его вперёд. Не удержавшись на ногах, он нелепо взмахнул руками и полетел в коварную проталину. Народ на берегу ахнул.
На счастье, недалеко стояла группа студентов. Один из них самоотверженно бросился на помощь. Погрузившись
Попадаться на глаза отцу в таком виде не хотелось. Знал, нравоучениями не обойдётся, дело пахло ремнём. Он решил спрятаться за углом соседнего особняка и выждать, пока отец уедет на службу.
Ждать пришлось долго. Одежда уже покрылась ледяной коркой, когда за отцом прибыл экипаж. Шмыгая носом, Андрюха проскользнул в детскую, затолкал мокрую одежду под кровать и натянул на себя сухую.
О происшедшем Лопатины узнали только на следующий день из газет, где рассказывалось о беспримерном поступке отважного студента, спасшего ребёнка. Иннокентий Иванович и предположить не мог, что спасённый ребёнок – это его непоседливый сын.
Гувернантка, обнаружив под детской кроватью мокрую одежду, подняла тревогу. Экстренно вызванный врач померил температуру и с осуждением покачал головой:
– Тридцать девять и два…
Больному прописали постельный режим, гору пилюль и порошков, а для снижения температуры назначили уксусные обтирания. Но ещё через день в груди мальчика появились хрипы и сильный кашель.
Шли дни. Одни доктора сменяли других, лекарства заменялись другими, но мальчик угасал. Опробовали всё: от светил-профессоров с уколами и микстурами до бабок-знахарок с отварами и заговорами.
Сегодня, выйдя из комнаты мальчика, врач обречённо покачал головой. Плотно прикрыв дверь в комнату больного, он с тяжёлым вздохом произнес:
– Извините, уважаемый Иннокентий Иванович, я сделал всё, что мог. Мальчик слаб, у него не осталось сил бороться, а без этого болезнь не победить. Спасти его может только чудо, а это уже не моя епархия. Ему осталось несколько часов. Приглашайте батюшку.
В это время мальчуган глубоко вздохнул и исколотая инъекциями детская ручонка безвольно сползла с одеяла…
Андрей приоткрыл глаза, грудь ломило, легкие разрывал кашель:
– Вот это я приложился. Видимо, о воду, когда сорвался с утёса, – подумал он. – Кто меня вытащил из воды? Надо же, как внутри ломит, – он рефлекторно схватился за грудь и вдруг ощутил, что держится за грудь рукой. Нет, не рукой, а РУКОЙ. Он ощущал грудь ладонью, пальцами…
– Глюки?
Он с удивлением уставился на свои руки. То, что Андрей видел и чувствовал, не имело объяснения.
Он, Андрей Лопатин, тридцати девяти лет от роду, капитан ГРУ, прошедший не одну горячую точку, кавалер двух «Орденов Мужества», на первой чеченской ставший инвалидом, сидел на детской кровати и рассматривал своё тело – тело десятилетнего пацана. Андрей в растерянности огляделся.
Он находился в чисто выбеленной комнате. Тяжёлые портьеры плотно закрывали окна и не пропускали уличного света. Такие же портьеры прикрывали входную дверь. Он откуда-то знал, что их в комнатах вешают не столько для красоты, сколько для шумоизоляции и спасения от сквозняков.