Хранитель ключей

Воль

— Если ты потеряешь сознание и из-за этого тебя поместят в дурку, не будет ли наказание несправедливым? Так что сохрани себя, чёртов ублюдок, — и резкий пинок переворачивает мужчину с живота на спину. Треск. Сломано несколько рёбер. Тень возвышается над возомнившим себя богом. Не видать лица. Не понять голос. Всё в металле. Всё скрыто. Неестественно. Тень исчезает, вновь шагая по тротуару, оставляя корчиться человека в муках, в ослабевающих искрах, в ужасе и безумии.

Дождь всё ещё идёт. Горят с начала улицы сине-красным цветом проблесковые маяки полицейских машин. Прошло всего четыре минуты, и они здесь, во всём обмундировании. Жестокие. Слегка надменные.

И злые из-за того, что не могли поймать его уже как пару лет. Двадцать убийств. Двадцать. Над ними хохотали в Москве, а в родном городе грязью поливали.

Мужика повязали. Вызывали скорую. И всё завертелось.

***

— Кто ты? Твоё ФИО.

— Р-решетник-ков Игорь С-семёнович-ч.

— Год рождения?

— Т-тысяча девятьсот-т-т семьдесят-т восьмой.

И так начался допрос. Прошла неделя после поимки настоящего преступника, убившего двадцать человек.

Его основной целью были женщины, изменившие своим мужьям. Однако в последнем случае, когда претворял безумную идею об очищении от скверны в жизнь, его заметили несколько человек, и началась дикая рубка.

***

Тень находилась в тесной комнате. Повсюду бутылки из-под алкоголя, пачки от сигарет, изорваны семейные фотографии, склеенные и порванные по тысячу раз. Всё понятно. Один взгляд, и тень нашла и причину, и цель, и желание. Один взгляд, и глаза под маской заиграли неистовой ненавистью.

Тот, что убил. Тот, что возомнил себя создателем, в ужасе выбежал на улицу. Босяком. Тень пошла за ним.

***

— Он… Он… — выл, заикаясь, мужчина, вспоминая все детали о дикой ночи, после которой на теле осталось сотни отвратительных шрамов. К нему невозможно испытывать сочувствие. Животное, блеющее, блюющее. Сопли стекали, гниль стекала. Он выкрикивал слова ненависти и боли, шипел и заикался, как пресмыкающаяся шваль, боящаяся возмездия не перед законом, а перед нечто, способном изничтожить не только его тело, но и мелочную, прогнившую душонку, от которой остался лишь обрубок наточенного ножа. — Он! — вскрикивал, повторяя детали мрачного образа, падал. Чужие ладони вдавливали его в плечи, чтобы тот не рыпался. — Он! — ещё громче буквально взвыл мужичок, — п-появился из ниот-ткуда!

***

Тень возвышалась на одной из крыш северного района типичного города России на реке, углубившегося в материк, к лесам и океану, и находилась в неподвижном состоянии, будто бы анализировала ситуацию со всех сторон, прислушивалась к звукам через ливень.

Сверкали молнии. Предвещали скорую развязку.

***

— Всего неделя. Ты даже не дышишь через трубки, — разочарованно прозвучало в комнате. Мужчина вздрогнул, покрылся потом.

— Не-ет! Этот голос! А!.. — заорал во всё горло. Медсёстры услышали рёв и поспешили к убийце. Следователь с прокурором посмотрели друг на друга, ничего не понимая.

— Предупреждаю. Не сходи с ума. Ты должен получить смертную казнь, а после она заменится пожизненным, — снова раздалось в палате.

Пациент задёргался как полоумный, вырвал из себя капельницу, повалился на пол, пытаясь в жалких поползновениях сбежать из-под карающего, пугающего до костей гласа. На полу его уже подхватили члены правоохранительных органов и скрутили посильней.

Следователь и прокурор стояли в курилке, находившейся на заднем дворе больницы.

— Уже третий подобный случай, — сказал справный мужичок, невысокий, поджатый. Следователь.

— Кто-то выполняет работу за нас. Радоваться этому или нет? Уже давно как посмешище ходим, — кивнул прокурор, стоящий в синем пиджаке.

— Уже с этой зимы дело лежит, не понятно,

ни кто это, ни зачем. Его камера не засекла, очевидцы в непонятках. Говорят, молниями умеет управлять. Боюсь, это ещё тот отморозок — борец за справедливость.

— Я такого ублюдка также бы изнохратил. Жалкий урод.

***

Анастасия сидела за большим обеденным столом, на котором было столько еды, что можно было накормить целый дом: запечённая индейка, варёный картофель с репчатым слегка поджаренным лучком и чесноком, огромная миска зелёного салата, морковь по-корейски, сыромясная нарезка, и салат из капусты, была и корзинка с хрустящим свежим хлебом. Ароматы невидимыми змеями выливались из приоткрытых окон на улицу, просачивались через щели и оказывались на сырой лестничной площадке, как бы извещая: «А в такой-то квартире ужин семейный, а тебя ждёт некормленый кот и лапша. Так что мечтай и пускай слюни, неудачливый человек». На месте главы семейства сидел знакомый нам мужчина, слева — женщина тридцати восьми лет, симпатичная, подтянутая, при прическе и макияже. Рядом с ней сидел мальчик пятнадцати лет, с короткими волосами, шатен, а вблизи мужчины — девочка, порядка лет десяти, в домашнем платьице, а уже за ней Анастасия. Хмурая. В фирменной цветовой палитре. Отрезвляющая радость от вечерней встречи.

Девушка словно была лишней на данном мероприятии. Дело даже не в одежде. Сидела, ела, почти не отвечала на вопросы и не смотрела на других детей, вгоняя их в ещё большее смущение. Роскошный зал, где с одной части такой же роскошный кожаный диван, напротив него плазма, с другой обеденная зона со входом на кухню. Много позолоченных стильных деталей, дорогие вещи на полках. И всё было красиво, выверено, по-дизайнерски. И было даже уютно, но не для гостьи. Ей было неприятно. И этого не скрывала, как и женщина, сидящая на месте хозяйки дома, занимая его полновластно и законно.

Женщина расспрашивала, как прошла учебная неделя у детей, об их планах на выходные, хвалила, бранила — заполняла тишину бессмысленными разговорами, отгоняя все темы от Анастасии, намеренно делая её белой вороной. Всё это подмечал мужчина: юркий внимательный взгляд охватывал всю картину, происходящую за ужином. От этого он выглядел хмурым, но радостных черт на лице было всё же больше — полуулыбка, скрытая за трёхдневной приятной щетиной, выдавала в нём положительный настрой. Она ему шла, давала чуть больше возрастного, делала вид менее серьёзным и важным.

Глава семейства отвечал учтиво, любяще, старательно. Разряжал обстановку, шутил. И пытался каждому уделить внимание. Хотя бы раз за день, за прекрасным и сытным ужином.

Семьянин? Не особо. Отец на выходные через раз, через два.

Ему нравилось быть главой большой семьи; у него было достаточно финансов, чтобы обеспечивать и детей, и жену. К тому же, жена владела неплохим свадебным салоном, так что мужчина даже не напрягался. У него сложилась жизнь. Ему было комфортно в ней жить. В меру честно, справедливо, правильно, иногда с хитростью и лукавством.

— Насть, что думаешь о поездке в зоосад? — спросил он, вспомнив недавнее предложение детей. Мальчик и девочка встрепенулись. Лицо женщины неприятно вытянулись.

— Нет времени.

— Верно-верно, тебе сдавать экзамены, — закивала женщина, обрадовавшаяся отказу. Она даже усмехнулась, а не сцедила губами яд, как делала обычно. Анастасия отложила столовые приборы и взглянула на мужчину.

— Надеюсь, ты не станешь задерживать дело и примешь самую жёсткую меру наказания.

Все разом сглотнули и с удивлением уставились на невозмутимую Анастасию.