Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

Д'Амато Брайан

— Может быть, мы, — сказал я (и мысленно закурсивил это «мы»), — смастерили бы для начала несколько больших луков и научили кровных обращаться с ними?

Луки здесь были в новинку (что довольно странно, если хорошенько подумать), но никто не считал их чем-то сверхъестественным.

— Я знаю, что такое лук, — поморщился бакаб. — Купологоловые из леса стреляют из них по птицам. Но тонкоголовые не должны к ним прикасаться.

Под тонкоголовыми он подразумевал майяскую элиту. Они и вправду отличались покатыми лбами, для чего новорожденных укладывали в колыбель с наклонной доской. Столь изящная форма черепа сразу выдавала представителя высшего класса. Купологоловыми же называли

любого, кто не мог позволить себе такой роскоши, — и домашних рабов, и чужестранцев, и, как в данном случае, представителей других племен.

— Но даже и без нового оружия я могу способствовать процветанию нашего дома, поскольку владею… — тут я попытался подыскать подходящую замену слову «технологии», — разными искусствами. И умею не только строить всякие штуки. Это… иной способ планирования.

— Ты хочешь сказать, более хороший способ, — усмехнулся 2 Драгоценный Череп.

Необязательно. Может быть, и более плохой. Вот ведь разборчивый, подумал я. Ну хоть удалось его разговорить. Ладно. Вот что я должен сделать: убедить 2ДЧ, что я лучший советник после Карла Роува. [584]

584

Карл Кристиан Роув (р. 1950) до 2007 года был старшим советником президента Джорджа Буша-младшего.

— Предположим, некоторые из наших кровных будут захвачены врагами, — бодро начал я. — Они стреляют на поражение в строю, а не пытаются брать пленных. Они…

Он остановил меня, произнеся:

— Ззз! — Что равносильно нашему «Ш-ш-ш».

— Костоломы рядом, — полушепотом сказал он. — В нашем доме, за подами жаровен.

Костоломы? Я недоумевал. Я не знал, кто это, однако нейроны Чакала подсказывали мне, что это живые люди, более сильные, чем мы.

— Когда ты, который надо мной, говоришь «костоломы», — спросил я, — ты имеешь в виду Оце…

— Зззззззз!

Я заткнулся. Вперился глазами в землю. Наступила тишина, в которой был слышен только звук кисти обезьяны-вспоминателя, шуршавшей по сухим листьям. Я украдкой взглянул на него. Еще несколько штрихов — и он замер. Я понял, что он стенографирует наш разговор, используя какую-то технику скорописи. М-да.

Я отсчитал еще десять биений и посмотрел на 2ДЧ. Его лицо за табачным дымом казалось деревянным, взгляд ожесточился. Глупо, Джед. Глупо, глупо.

— Властитель Костоломов рыскает тут в последнее время в своей охотничьей шкуре, — пояснил 2ДЧ.

Наверное, он говорит о 9 Клыкастом Колибри, подумал я. Они полагают, что ахау может преобразиться в оцелота и рыскать в городах по ночам, подслушивать людские разговоры через каменные стены. Слух-то у него кошачий! И если я вдруг забудусь и назову чье-нибудь истинное имя, то это насторожит бродячего уая 9 Клыкастого Колибри. И тогда меня ждут крупные неприятности. Хорошо. Понял.

И все же…

— Но не можешь же ты верить в такую чушь, — сказал я. — Просмотри мои воспоминания, и ты поймешь, что это нереально.

2ДЧ не ответил. Он сделал глубокую затяжку носом и выдул на меня полные легкие дыма. Поначалу мое достоинство было оскорблено, но потом я понял, что он ничего такого не имел в виду. Он просто хотел освободить пространство от нечисти, которая еще оставалась в Джеде. Даже после прохождения всех ритуалов очищения я все еще считался Тифозной Мэри. [585] Дым оказался гораздо крепче, чем от сигар двадцать первого века. Дикий табак. Гадость. Жевать табачок я жевал, но не курил, кроме тех случаев, когда делал подношения

Махимону или еще кому. Но теперь… гм. Как ни странно, я понял, что не прочь покурить сигару. Видно, это еще одна из укоренившихся привычек Чакала. Гадость. Радость. Гадость и радость одновременно.

585

Мэри Маллон (1869–1938), известная также как Тифозная Мэри, признана первой в Америке здоровой носительницей тифозной инфекции. Работая кухаркой, она заразила 53 человека.

Я сидел молча. На сей раз пусть он заговорит первым. И не пытайся убедить бакаба в том, чего он все равно не примет. Не настраивай его на научное мировоззрение. Если он верит в колдунов и оборотней-ягуаров, пусть его верит.

И еще я начинал понимать, что в этом обществе никто никогда не бывает в одиночестве. Для 2ДЧ присутствие нескольких человек (обезьяны, стражника, еще одного деятеля — в сетке и прочих) являлось формой уединения, хотя мы с ним вели разговор, который он хотел сохранить в тайне. Здесь, даже если в твою башку не подселили чужое сознание, ты физически не мог оставаться наедине с собой. Никто в Ише не спал один — не выходило даже один на один, — коротали ночь в небольшом помещении всем семейством, а властители мира сего — еще и со слугами и стражниками. Никто не ел в одиночестве. Если люди на минуту оказывались разделенными с остальным стадом, они начинали нервничать. Обычный человек в будничных условиях всегда находился среди себе подобных.

— Так что же мне, который над тобой, сделать с тобой?

Я решил показать характер.

— Ты, который надо мной, знаешь, как меня использовать, — проговорил я. — Иначе зачем столько хлопот?

Прошло три биения, и мне показалось, что он улыбается — не ртом; на щеках у него появились морщинки. Ну что ж, по крайней мере, этот тип не лишен чувства юмора.

— С чего это ты, который подо мной, решил, что я сохранил для тебя что-то приятное? — поинтересовался он.

Ой-ой. Что ответить?

— Я все еще держу тебя в темноте, — пробурчал 2ДЧ. Это означало: «Я все еще рассержен на тебя».

Я поднял голову и, преодолевая себя, посмотрел на него в упор. Наши взгляды встретились в запретном контакте — словно произошло короткое замыкание. Здесь визуальные перепалки не в ходу, и все же я не мог отвести глаз.

Бакаб щурился недружелюбно.

— Слушай, ты, который подо мной, — сказал он. — Я еще отдам тебе темный долг. — Он помедлил. — Я много чего сделаю с тобой.

О chingalo, подумал я. Придумай же что-нибудь.

Я в ужасе оглянулся. Стражник по-прежнему неподвижно сидел на корточках в двух руках справа от 2ДЧ, уставившись в блеклую точку на красной подстилке из хлопчатника. Обезьяна-вспоминатель перестал записывать и теперь чистил кисточку, обмакивая ее в кожаную чашечку с водой. Я посмотрел на груды корзин и тюков. Потом на старика в сетке.

Ух ты. Вот почему он показался мне необычным. Руки у него были волосатыми.

Как известно, у коренных американцев на теле почти нет волос. У меня… я хочу сказать, у Джеда, который теперь, возможно, наслаждался, попивая пинаколаду, на груди росло ровно пять волосков. А он более чем на треть испанец. Здесь же я не замечал ни одного человека с волосами на теле или на лице. Но знал, что и в эти далекие от нас времена бывали исключения, поскольку в двадцать первом веке видел две-три бородатые майяские статуэтки. Может, бороду отращивали те, кто принадлежал к избранному роду или достиг семидесяти лет. Не знаю. Я внимательнее присмотрелся к старику. В руке у него был камушек. И по тому, как он его держал…